Том Смит - Колыма

В разговорах Лев неоднократно подчеркивал, что категорически возражает против психиатрического лечения. Многие из тех, кого он арестовал за политические преступления, угодили в психушки – больницы наподобие этой. Хотя Лев соглашался с тем, что даже в жестокой системе просто обязаны существовать и хорошие, достойные врачи, он не верил, что вероятная польза оправдывала риск, связанный с поисками таких мужчин и женщин. Объявить себя больным было равнозначно признанию собственной неполноценности, что автоматически делало вас изгоем и отщепенцем, а такого не мог пожелать своему ребенку ни один родитель или опекун. Тем не менее Раисе казалось, что его отношение объясняется не столько опасениями и осторожностью, сколько ослиным упрямством – безрассудным стремлением в одиночку спасти свою семью, пусть она и разваливается у него на глазах. Раиса не была врачом, но даже она понимала, что болезнь Елены опаснее любого физического недомогания. Девочка умирала, и надеться на то, что проблема разрешится сама собой, было глупо и безответственно.

Женщина в регистратуре подняла голову и кивнула. Она уже знала их по предыдущим визитам.

– Мы пришли к доктору Ставскому.

Без ведома Льва она переговорила с друзьями и коллегами, добившись того, что за нее замолвили словечко доктору Ставскому. Ставский занимался и диссидентами, но полагал, что применение психиатрии не должно ограничиваться политикой, и неодобрительно относительно к эксцессам карательной медицины. Им двигало желание исцелять, и он согласился осмотреть Елену неофициально. Раиса доверилась ему настолько, насколько потерпевший кораблекрушение в открытом море верит куску корабельной обшивки, за которую держится, чтобы не утонуть. Проще говоря, у нее не было особого выбора.

Они поднялись наверх, и доктор Ставский пригласил их к себе в кабинет, а сам присел на корточки перед девочкой.

– Елена? Как твои дела?

Елена ничего не ответила.

– Ты помнишь, как меня зовут?

Елена молчала. Ставский выпрямился и шепотом заговорил с Раисой:

– Как прошла неделя?

– Никаких изменений. Она не сказала ни слова.

Ставский подвел Елену к весам.

– Пожалуйста, сними туфельки.

Елена не отреагировала на его просьбу. Раиса опустилась на колени и сама сняла с девочки обувь. Ставский посмотрел на табло, отмечая ее вес, после чего принялся задумчиво постукивать карандашом по блокноту, глядя на цифры, полученные за последние несколько недель. Раиса подошла к Елене, чтобы помочь девочке сойти с платформы весов, но Ставский остановил ее. Они ждали. Елена стояла на весах, тупо глядя в стену. Прошло две минуты, пять, десять. Елена не шелохнулась. Наконец Ставский знаком предложил Раисе помочь Елене сойти с весов.

Глотая слезы, Раиса завязала Елене шнурки и выпрямилась, чтобы задать врачу несколько вопросов, но замерла, заметив, что Ставский разговаривает по телефону. Он положил трубку и сунул блокнот в карман халата. Она еще ничего не понимала, но каким-то шестым чувством угадала, что ее предали. Прежде чем она успела открыть рот, он сказал:

– Вы обратились ко мне за помощью. Я полагаю, что Елена нуждается в профессиональном стационарном наблюдении.

В комнату вошли двое санитаров, плотно прикрыв за собой дверь. Раисе показалось, что она слышит, как захлопнулась ловушка. Она крепко обняла девочку и прижала ее к себе. Ставский медленно подошел к ней.

– Я договорился о том, что ее поместят в лечебницу в Казани. Я хорошо знаю тамошний персонал.

Раиса покачала головой, не веря тому, что происходило на ее глазах, и отказываясь принять его предложение.

– Это уже не только ваше дело, Раиса. Решение было принято в интересах этой маленькой девочки. Вы – не ее мать. Государство назначило вас ее опекуном, а теперь отбирает у вас это право.

– Доктор… – Она буквально выплюнула это слово, и в голосе ее прозвучало нескрываемое презрение: – Вы не заберете ее у меня.

Ставский подошел к ней вплотную и прошептал:

– Я скажу Елене, что с этими санитарами она поедет в Казань. Я скажу ей, что она больше никогда не увидит вас. Я совершенно уверен в том, что она никак не отреагирует на мои слова. Она выйдет из этой комнаты вместе с двумя незнакомцами и даже не оглянется. Если она поступит именно так, вы поверите, что больше ничем не можете ей помочь?

– Я отказываюсь от такого испытания.

Не обращая более внимания на Раису, Ставский присел на корточки перед девочкой и заговорил, медленно и отчетливо: