Нора Робертс - Яд бессмертия

– Теперь без них не обходится ни одна ночь! Их уже ничто не может остановить.

– Почему ты молчала, Ева? – Он заставил ее откинуть голову, чтобы заглянуть ей в глаза. – Зачем мучилась в одиночку?

– Их ничто не остановит, – повторила она и закрыла лицо ладонями. – Раньше я ничего не помнила, а теперь вдруг вспомнила все… Я его убила, Рорк! Я убила родного отца!

Он смотрел ей прямо в глаза, чувствуя, как она дрожит.

– Милая, это просто страшный сон.

– Нет, озарение.

Ева призвала на помощь все свое мужество. Она должна была кому-то рассказать – иначе этот ужас так и не выплеснется наружу, останется у нее в душе. Но для начала нужно обрести спокойствие, нужно рассуждать как полицейский, а не как женщина, тем более не как запуганный ребенок.

– Все было так отчетливо, Рорк, что я до сих пор не отошла. Я все еще чувствую это, чувствую его… Комната в Далласе, где он меня запер. Он всегда меня запирал, куда бы мы ни переехали. Однажды я попыталась выбраться и удрать, но он меня поймал, а после этого стал снимать жилье на высоких этажах и запирать двери снаружи. Убежать было невозможно. Наверное, о моем существовании вообще никто не знал… – Горло горело огнем, и она попыталась откашляться. – Мне надо глотнуть воды.

– Вот, выпей. – Рорк подал ей стакан, оставленный Соммерсетом.

– Нет, это транквилизатор. Не хочу транквилизатор. – Она с трудом перевела дыхание. – Мне он не нужен.

– Хорошо. Сейчас я принесу тебе простой воды. – Рорк встал и, увидев в ее глазах подозрение, улыбнулся. – Обещаю: просто воды.

Поверив ему на слово – кому же еще ей было верить? – Ева приняла у него стакан и жадно выпила до дна. Потом Рорк присел на подлокотник ее кресла, а она, глядя прямо перед собой, заговорила снова:

– Помню ту комнату. Этот сон мне снится вот уже две недели, и каждый раз вижу все новые жуткие подробности. Я даже пошла на прием к доктору Мире. – Она подняла на него глаза. – Я тебе не говорила… Не смогла.

– Ничего, – выдавил Рорк. – Ведь теперь ты все мне расскажешь.

– Теперь придется. – Она набрала в легкие побольше воздуху и попыталась представить всю картину, вспомнив, как ведет себя следователь на месте преступления. – Я не спала, надеялась, что он вернется вдрызг пьяным и не тронет меня. Было уже очень поздно.

Чтобы увидеть все это, ей даже не надо было закрывать глаза: мерзкая комнатушка, мигание красной рекламы за грязным окном.

– Там было ужасно холодно, – бормотала Ева. – Он сломал кондиционер, и стало очень холодно. У меня изо рта даже шел пар. – Она содрогнулась, настигнутая этой волной холода из прошлого. – Я очень хотела есть. Мне просто необходимо было поесть. У нас никогда не было еды, и я все время голодала. Я как раз обрезала плесень с куска сыра, когда он заявился.

Скрип открывающейся двери, липкий страх, стук падающего ножа. Еве хотелось встать, походить, чтобы успокоить нервы, но она сомневалась, что ноги ее послушаются.

– Я сразу увидела, что он не слишком пьян. О, в этом я хорошо разбиралась. Сейчас я вижу его как живого. У него были темно-каштановые волосы и опухшее от пьянства лицо. В свое время он был, наверное, красив, но потом полопались сосуды по всему лицу, в глазах… У него были огромные ручищи. Огромные! Или, может быть, мне это просто казалось, потому что я была мала.

Рорк взял ее за плечи и стал массировать, чтобы снять напряжение.

– Он больше не сделает тебе больно. Он больше к тебе не притронется.

– Нет, – согласилась она. «Зато во сне… – пронеслось в голове. – Во сне я буду по-прежнему корчиться от боли». – Он взбесился, потому что застал меня за едой. Мне не полагалось притрагиваться к еде без разрешения.

– Боже! – Рорк поплотнее укрыл ее одеялом, чтобы унять ее дрожь. А он-то всегда поражался, с каким аппетитом она ест! Ему очень хотелось так ее накормить, чтобы она раз и навсегда забыла про голод.

– Потом он принялся меня бить. – Ева услышала, как сорвался ее голос, и попыталась взять себя в руки. «Теперь это просто рапорт о происшествии, – внушала она себе. – Рапорт, только и всего!» – Он сбил меня с ног и продолжал осыпать ударами. По лицу, по всему телу. Я плакала, кричала, умоляла его перестать. Он разорвал на мне одежду и запустил пальцы… в меня. Мне было нестерпимо больно, потому что он насиловал меня только прошлой ночью и теперь снова принялся насиловать. Дышал мне в лицо, просил быть хорошей девочкой – и насиловал. Мне казалось, что я вот-вот разорвусь на кусочки. Боль была такой ужасной, что я больше не смогла терпеть. Я стала его царапать – наверное, до крови. Тогда он сломал мне руку.