Лили Райт - Танцуя с тигром

Эти горы казались мне раем, и каждая обертка от конфеты была драгоценностью с короны самой королевы. Все лето я собирала мусор, чтобы сделать коллажи. Принцессы и драконы. В конце лета мать выбросила все мое творчество, сказав, что мы не можем забрать это с собой, и я расплакалась, спасла свои работы и принесла их тебе. Mamá рассердилась на меня – hija [243], нельзя приносить Пречистой Деве мусор, – но я знала, что тебе понравится. Ты помнишь? У святых должна быть долгая, вечная память.

И еще. (Ты все еще слушаешь меня?) В Реаль-де-Каторсе мы повсюду видели кресты. Кактусы росли в виде крестов, и деревья были похожи на кресты, и электрические провода перекрещивались, и мы, дети, лежали в горах, раскинув руки, пока все вокруг не начинало расплываться перед глазами, а мы не тонули в солнце. Прекрасные дети в форме крестов. Ты можешь видеть нас, возлюбленная Пресвятая Дева? Я все еще та девочка.

Теперь я хочу родить собственного ребенка. (Я стараюсь быть терпеливой.) Если у меня будет девочка, я назову ее Азурой, чтобы напоминать себе о том чувстве, когда ты стоишь на вершине горы в Реаль-де-Каторсе и слышишь, как звенят колокольчики на шеях у коз, почти как колокола в воскресное утро; и о том, как я лазила по земле в поисках драгоценного мусора, крышечки от бутылки или желтой конфетной обертки, которая застряла в колючках, в ожидании, что кто-то придет и спасет ее.

9 Девочка из магазина канцелярских товаров

Ей нравилась новая спальня в Веракрусе, с постером Ромеро Сантоса на стене и большой круглой подушкой цвета шартрез, наполненной полистиролом. Ночью ее покой охраняло большое эвкалиптовое дерево, которое стояло у окна, словно страж. Утром солнце осветило ее постельное белье с Бетти Буп [244]. У девочки не было школьных друзей. Она приехала в середине учебного года, и компании уже сформировались. Девочки, которые дружили между собой, торговали кулонами со своих браслетов, делились друг с другом мятной жвачкой, спали друг у друга дома и сплетничали о сексе.

Во время уроков мальчики пялились на ее грудь, но она не собиралась сутулиться. Пусть представляют себе все, что никогда не получат. Она носила кружевные перчатки и узкие, обтягивающие джинсы. А по особым случаям – желтое платье. В обед она ела одна, и хотя ее учительница математики, сеньора Баррето, кивком приглашала ее за свой стол, девочка делала вид, что не понимает этого жеста доброты.

Каждый день после школы она убиралась в комнате, раскладывала свитера по цветам, выстраивала в ряд расчески и щетки. Перед отъездом мать умоляла ее выбросить чучела, но она отказалась, и теперь утки, утконосы и щенки стояли рядом с учебником по алгебре, тампонами и Библией, которую она никогда не открывала. Она скучала по Хьюго. Она не любила его, но ей не хватало его внимания. Его вожделение доставляло ей удовольствие. Если он действительно хотел ее, он сделает то, о чем она попросит. Он обещал приехать через тридцать дней. Она выйдет за него замуж, если он купит ей кольцо.

Однажды вечером за ужином родители ссорились из-за денег. В воздухе ощущалось напряжение, в нем словно витал запах неприязни. Мать подала куриный суп. Отец ужинал в майке. Его левая рука всегда сжимала кружку пива. Мать сказала: «Зачем ты тратишь так много денег на химчистку? Надевай свои рубашки хотя бы по два раза. Вешай их на плечики, и они не помнутся. Я ношу свои кофты по три раза и стираю их руками, а ты выбрасываешь деньги на ветер». Отец ответил: «Мужчина должен выглядеть деловым, в противном случае он не вызовет доверия». Мать сказала: «Это тщеславие». Отец ответил: «Ты тоже должна иметь достойный внешний вид».

Девочка из магазина канцелярских товаров отнесла тарелку в кухню и оставила ее в раковине под водой. Она вернулась в свою комнату, легла на кровать и принялась разглядывать панели на потолке, под которыми были скрыты трубы. Когда в дверь постучали, она поспешно села на краю кровати и опустила на плитку голые ступни, стараясь не наступить на стык. Отец закрыл дверь и сел рядом с ней. Его штанина касалась ее бедра. От него пахло одеколоном с ароматом апельсинов в шоколадной глазури. Ее одеяло сморщилось под его весом. Он положил ладонь ей на колено. Кожа побелела под его рукой. Она задрожала. Он выглядел как лунатик – человек, который гуляет во сне. Он прошептал:

– Моя маленькая девочка. Как ты прекрасна.

В закрытом для постороннего наблюдения доме Лоренцо Гонсалеса Анне казалось, что она в сотнях и тысячах километров от суетливых улиц Оахаки, банкоматов и туристических автобусов, продавцов мексиканской репы хикама и манго. Она надеялась, что дилер произнесет свой вердикт, едва она войдет к нему, но вместо этого он прочел ей витиеватую лекцию о репатриации реликвий, о том, как «ресурсные страны» вроде Италии, Греции и Турции с завидным постоянством боролись с хищной практикой «коллекционерских стран», у которых были деньги и желание расширять музейные коллекции. Учитывая все судебные тяжбы, крупнейшие музеи вывозили больше предметов искусства, чем приобретали. Рассказывая о попытках «ресурсных стран» вернуть потерянное искусство, Гонсалес дал понять, как велико его презрение к этому тонко замаскированному национализму.