Кристина Эрман - Пожирающая Серость

В ее голосе слышались ласковые, почти виноватые нотки. Это было даже хуже, чем вежливое безразличие, как и беседа с Вайолет в машине была хуже, чем игнорирование. Ведь это значило, что Джунипер могла проявлять заботу, когда хотела. А значит, почти никогда не хотела.

Вайолет повела плечом и сбросила руку матери:

– Ладно.

Она сделала вид, что идет к выходу, но сама обернулась и стала наблюдать, как мать садится рядом с Дарьей. По прихожей прокатился слабый рокот слов. И хоть Вайолет не могла их разобрать, она уловила в интонации злость и сожаление.

Дарья уперлась рукой в плечо Джунипер – чтобы сохранять равновесие самой или оттолкнуть сестру, Вайолет не знала. Они вместе поднялись, словно четырехлапое чудище, очерченное сзади светом, льющимся через панорамные окна. Их силуэты слились с тенями, превращаясь в неясные очертания, и когда Вайолет прищурилась, то могла поклясться, что увидела вспышку бирюзовых волос за их головами.

Только сердце Джастина приготовилось нанизаться на ребра, как он услышал три пронзительных свистка со стороны беговой площадки.

– Довольно! – рявкнул тренер Лоуэлл, опуская свисток.

Джастин с облегчением расслабился и перешел с бега на медленную трусцу. Обычно он с нетерпением ждал тренировок, но подготовка к сезону превратила его в изнуренную потную лужицу на трэке за школой Четверки Дорог. Остальная сборная по бегу с трудом поспевала за ним, пыхтя, тихо бранясь и постепенно завершая круг, чтобы остыть. На следующей неделе он идет в выпускной класс – последний год в этой команде.

– Время? – крикнул Джастин, переходя на нормальный шаг.

На краю спортивного поля теснились деревья, их корни под треснувшим асфальтом набухли, как вены. Дети часто собирались в этой части площадки, но они были неместными.

Джастин вырос в этом лесу. Но сейчас, находясь так близко к стволам со смыкающимися над головой ветвями, он почувствовал, как в его груди загорается искра тревоги. Он не мог избавиться от ощущения, что они тянулись к нему.

Тренер Лоуэлл хмуро посмотрел на секундомер в своей мясистой ладони.

– Готорн! – грубо позвал он. – Подойди сюда.

Школа Четверки Дорог была слишком маленькой и не получала достаточного финансирования для настоящей спортивной программы, но команда по бегу посещала соревнования и иногда даже в них побеждала. Бо́льшую часть забегов выиграл именно Джастин. Но, судя по хмурому выражению лица тренера Лоуэлла, вряд ли его позвали для поздравлений.

– Взгляни на это. – Тренер сунул Джастину под нос листок с результатами. Тот уставился на числа рядом со своим именем. Так медленно он не пробегал круг со времен своего девятого класса. Да чего уж там, так медленно он не бегал со средней школы!

– Что происходит? – резко спросил тренер Лоуэлл. Его темно-коричневое лицо сморщилось от раздражения. – Гонзалес чуть не обогнал тебя на третьем круге.

Джастин ощетинился:

– Да я даже во сне могу обогнать Гонзалеса!

– Ты должен подавать команде пример, Готорн. Если ты не сосредоточен, то и они не сосредоточены.

Джастин закопался носком кроссовки в расползающийся асфальт. Тренер был прав. Его мысли были заняты другим.

Просто казалось настолько мелочным беспокоиться о результатах своего забега, когда умер человек. Джастин не мог перестать думать о том, как этот последний погибший чувствовал себя за мгновение до того, как его целиком поглотила Серость.

У него было имя. Хэп Уитли. В некрологе говорилось, что он работал в одной авторемонтной мастерской с отцом. Джастин целых пятнадцать минут изучал его фотографию в «Газете Четверки Дорог»: бейсбольную кепку козырьком назад, кудрявые волосы, слегка прищуренные глаза, застенчивую улыбку. Прошло уже две недели, а Джастин по-прежнему представлял, как выглядел этот мужчина с фотографии перед тем, как его кремировали и погребли в мавзолее.

Сегодня прибыла семья Сондерс, в точности как и предсказывала его сестра. Полгорода видело их блестящую машину, направляющуюся к поместью Сондерсов. Но Джастин никак не ожидал, что мать позовет их с Мэй к себе в кабинет и прикажет держаться подальше от новых основателей.

«Они не знают правил этого города, – сказала она. – Скорее всего они окажутся мертвой ветвью на родовом древе. Не обременяйте их россказнями о нашем наследии».