Пьер Леметр - Три дня и вся жизнь

Возле мэрии Антуан повстречал больше десятка людей, пришедших просить помощи. Перечисляя убытки, каждый считал, что пострадал больше остальных. Одни рассказывали о малолетних детях и престарелых родителях, оставшихся без крова; другие твердили, что дом вот-вот рухнет. И все были правы.

Господин Вейзер с озабоченным видом спустился из своего кабинета. В руках он держал пачку документов. За ним следовал Тео. Выйдя во двор мэрии к небольшой группе собравшихся, мэр попытался пуститься в разъяснения, которых никто не хотел слушать. Пожарные наверняка перегружены, да и в любом случае их невозможно вызвать, потому что телефон не работает. Префектура вместе с компанией «Электрисите де Франс», очевидно, разработала план восстановления подачи тока, но неизвестно, сколько времени потребуется на его осуществление – несколько часов или дней… В толпе раздались громкие возгласы.

– Мы должны справиться сами! – крикнул мэр, потрясая документами. – Прежде всего следует составить опись необходимого. Соберем все заявки в зале муниципального совета – это позволит нам выявить приоритеты.

Для убедительности он прибег к административной лексике, дабы подчеркнуть свою компетентность и волюнтаризм.

– Гимназия не слишком пострадала. Необходимо срочно открыть ее, чтобы разместить там людей, оставшихся без крова, приготовить всем суп, найти одеяла…

Господин Вейзер говорил уверенным голосом. Среди царящего вокруг хаоса изрекаемые им истины звучали убедительно, цели сразу приобретали четкость и ясность.

– Чтобы восстановить движение внутри Боваля, следует распилить упавший платан, – продолжал он. – А для этого нам нужны руки… Много рук. Пусть те, чьи разрушения могут подождать, придут на помощь тем, кто испытывает наибольшие трудности.

В этот момент появилась очень взволнованная госпожа Керневель.

– Мэтр Вальнэр лежит у себя в саду! – сообщила она. – Он мертв: его убило упавшим деревом.

– Вы… вы уверены?

Как будто материальных повреждений недостаточно, теперь еще и смерть…

– Ну да! Я его трясла, он не шевелится, не дышит…

Антуан вспомнил о смерти Реми. Снова увидел себя, пытающегося разбудить малыша.

– Надо сходить к нему, – решил мэр. – Немедленно. И занести в дом.

Он умолк. Конечно, он задумался о мерах, которые ему придется принять, если помощь будет запаздывать. Что делать с мертвецом? А если он не единственный? Куда их складывать?

– Кто позаботится о его дочери? – спросил кто-то.

Господин Вейзер провел рукой по волосам.

Тем временем подошли другие жители, среди них два муниципальных советника, которые сразу встали позади мэра. Кто-то из толпы предлагал кров, другие знали, где взять одеяла, третьи решительно высказались в пользу гимназии. Постепенно стала, запинаясь, проявляться робкая солидарность. Господин Вейзер объявил, что через час в зале совещаний состоится собрание, в котором могут участвовать все, и будет принято решение…

И тут позади толпы раздался даже не голос, а звериный рык.

– А как же мой сын? – прокричал господин Дэме. – Кто поможет нам найти его?

Он стоял в нескольких метрах от собравшихся, опустив руки с крепко сжатыми кулаками… Что поражало в его вопле, так это то, что в нем не было злобы, которой можно было бы ожидать от этого человека. Лишь неприкрытое отчаяние.

– Разве мы не должны были нынче утром отправиться прочесывать местность?

Его голос утратил силу, поэтому сказано это было тоном заблудившегося человека, спрашивающего дорогу.

Все собравшиеся перед мэрией участвовали в организованных накануне жандармерией поисках, и никого нельзя было упрекнуть в равнодушии к ситуации господина Дэме. Но его требование настолько разнилось с наступившей реальностью, что никто не отважился бы пуститься в необходимые объяснения.

Господин Вейзер, которому выпала эта обязанность, откашлялся, но тут раздался ясный и уверенный голос:

– Ты вообще отдаешь себе отчет в происходящем, Роже?

Все обернулись.

Господин Мушотт скрестил руки на груди, как подобает поучающему, каковым он и являлся. Отец Эмили постоянно кичился своей нравственностью. Прежде чем получить ученую степень, он был несносным, придирчивым бригадиром, не знакомым ни с великодушием, ни со снисходительностью. Сейчас он стоял в нескольких метрах от господина Дэме, своего заклятого врага. У всех в памяти сохранилась звучная пощечина, которую отец Реми отвесил ему, когда они вместе работали; господин Мушотт отлетел тогда метра на два и плюхнулся в корзину для стружки. Раздавшиеся смешки лишь усилили унижение пострадавшего. Господин Вейзер на пару дней отстранил виновного от работы, но отказался увольнять его. Очевидно, в этой ситуации, скорей комичной, нежели действительно жестокой, он, как и все остальные, видел только ответную реакцию.