Зигмунт Милошевский - Переплетения

– Какого?

– Очень острого.

– Вертела?

– Возможно.

– А вторая?

– Вторая: полиция и прокуратура предполагают, что Хенрик Т. стал жертвой взломщика, с которым случайно встретился, но не исключают, что это могло быть заранее спланированное убийство. Ведутся интенсивные работы с целью найти убийцу. Пока никому не предъявлено обвинение.

Она все записала.

– Красивый мужчина, хорошо одет, с приятным голосом, а говорит языком, на котором участковые пишут сообщения для факсовой рассылки.

Он позволил себе осторожно улыбнуться.

– Прошу вас ничего больше об этом деле не писать. Это может нам навредить.

– Значит, просите? – Девушка встала, застегнула молнию на сумке. На ней была кремовая юбка до колен и черные туфли на плоском каблуке, открывающие стопу. На бедре он заметил красный след; во время разговора она сидела, небрежно положив ногу на ногу. – А что я с этого буду иметь?

– Может, вы узнаете от нас чуть больше, когда остальным достанется факс из столичной комендатуры.

– А пан прокурор разрешит пригласить его на кофе? И вы мне все расскажете на языке, повсеместно называемом польским?

– Нет.

Она повесила сумку на плечо. Подошла к двери энергичным шагом. Прежде чем закрыть ее, сказала, взглянув на Шацкого:

– Я уже не помню, когда кто-либо из мужчин обращался со мной так же скверно, как вы, пан прокурор. Сожалею, что отняла у вас время.

И вышла. Шацкому тоже было жаль. Раздраженный, он встал, чтобы повесить на вешалку пиджак, и вошел в облако оставленного журналисткой запаха духов. «Романс» Ральфа Лорена. Вероника когда-то ими пользовалась. Он обожал этот запах.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ.

Ханна Квятковская, родилась 22 июля 1970 года, проживает в Варшаве на ул. Окшеи. Образование высшее, учительница польского языка в гимназии № 30 в Варшаве. Отношение к сторонам: чужая, за дачу фальшивых показаний не наказывалась.

Предупреждена об ответственности по статье 233 УК, дает показания в следующем:

С Хенриком Теляком я познакомилась в прошлое воскресенье в кабинете психотерапевта Цезария Рудского, там же познакомилась с Эузебиушем Каимом и Барбарой Ярчик. Мы должны были вчетвером провести два дня в монастыре на Лазенковской, принимая участие в групповой терапии, называемой терапией расстановок. Я никогда прежде не встречала никого из этой группы, знала только Цезария Рудского, к которому приходила в течение полугода на индивидуальное лечение, обычно раз в неделю.

Мы все встретились в пятницу, 3 июня, после полудня, вместе поужинали и рано отправились спать. Никаких терапевтических занятий не было. Требовалось только хорошенько выспаться. На следующий день после завтрака состоялся терапевтический сеанс пана Каима. Я играла в расстановке роль бывшей жены пана Каима, и это было для меня печально, потому что я чувствовала себя нелюбимой. Пан Теляк играл роль отца пана Каима, а пани Ярчик – его матери. Пан Теляк в этой расстановке как бы отодвинут в сторону, как и подлинный отец пана Каима в его семье. Поэтому я не испытывала никаких чувств по отношению к нему. После перерыва на обед состоялся сеанс пана Теляка. Пани Ярчик играла роль его жены, пан Каим – его сына, а я – его дочери, совершившей самоубийство два года назад, в возрасте пятнадцати лет. Это было ужасно печально и угнетающе. Я почувствовала себя так плохо, что самой захотелось совершить суицид. Во время расстановки выяснялись гнетущие вещи, но я не могу сказать, были ли они в действительности. Они должны были быть гнетущими прежде всего для пана Теляка, потому что все говорили, что его не любят, а я даже призналась, что из-за него совершила самоубийство. Это было страшно. Пришлось прервать сеанс, потому что пани Ярчик потеряла сознание. Примерно в 20.00. Около 20.30 я пошла в свою комнату. До этого я была на кухне: зашла, чтобы поесть и выпить чаю. Шла по коридору вместе с паном Теляком, комната которого находилась рядом с моей. Видела, как он входит внутрь, после этого я уже не выходила. Ко мне никто не заходил. Я не слышала, чтобы кто-нибудь из жильцов других комнат выходил либо ходил по коридору. Терапия меня вымотала, и около 21.30 я уже спала. Утром будильник зазвонил за полчаса до завтрака, в 8.30. Помню, я пожалела о том, что у меня в комнате нет душа. За завтраком мы немного разговаривали. Пан Рудский рассказал сказку и попросил, чтобы мы не разговаривали о вчерашних событиях. Мы забеспокоились, что за столом нет пана Теляка. Пан Рудский пошел его позвать, но сразу вернулся и сказал, что пан Теляк убежал и что такое бывает. Я не заметила, чтобы за завтраком кто-нибудь вел себя странно или необычно. Около 9.30 я пошла отдохнуть в свою комнату. Около 10.00 раздался крик пани Ярчик. Я побежала в зал и увидела тело пана Теляка. Меня стошнило, и я вышла оттуда, а потом так и не вернулась. Возле тела оставались пани Ярчик и пан Каим, а когда я выходила, разминулась с паном Рудским, бежавшим в зал.