Марджери Аллингем: Полиция на похоронах

– Я был на сто процентов убежден, что алиби не существует, – помолчав немного, ответил Станислав. – Видите ли, такие дела – большая редкость. Иначе вы бы сами сели в лужу. Я не стал проверять алиби Уильяма, потому что считал, что никакого алиби нет.

– То есть вы думали, что убийца – он? – потрясенно уточнил мистер Кэмпион.

– Я знал , что это он. И если бы мы имели дело с обыкновенным убийством, так бы оно и было. К счастью, пройдошливые душевнобольные не каждый день пудрят нам мозги, иначе что бы нам оставалось делать? Пойти и самим сдаться в дурдом, ей-богу! Вы меня извините, Кэмпион, что я тогда вспылил, но когда ваш приятель пригласил в зал суда эту миссис Финч, я решил было, что совсем разучился работать. Конечно, я и потом – до самого конца – не очень-то вам верил, хотя это последнее отравление цианистым калием меня почти убедило. Гремучая смесь изобретательности и безумия. Хитроумный, продуманный до мелочей план по уничтожению любого, кто окажется поблизости. А потом посыпались доказательства: Сили, как выяснилось, в юности изучал медицину, в сарае были обнаружены колба и пара кастрюлек, и, наконец, мы нашли аптекаря, продавшего ему цианистый калий. Тут уж я во всем уверился.

Мистер Кэмпион кивнул.

– Неудивительно, что выбор Эндрю пал на болиголов. Государственный яд в Афинах. Им отравили Сократа, не так ли?

– Про самого Сократа ничего не знаю, но в «Обители Сократа» он наделал шуму, это точно. Отравить человека болиголовом очень просто – и это самое страшное. С цианистым калием такая же беда. В Англии любой может раздобыть цианистый калий, стоит ему наплести аптекарю про осиное гнездо и расписаться в журнале. Нет, с ядами Сили решил не возиться; исключение – тот потайной клинок в книжном шкафу. Гастингс говорит, на нем нашли следы какой-то редкой отравы; Сили мог соскрести ее с отравленной стрелы, которые путешественники привозят с Золотого Берега. Точно установить происхождение яда не удалось, слишком его было мало.

– Слава богу, он не плеснул остатки кустарного болиголова во фляжку, – сказал мистер Кэмпион, напуганный этой внезапной мыслью.

– Слишком просто, – ответил инспектор. – Он же хотел блеснуть умом. Воплотить все до единой безумные идеи, которые пришли ему в голову. Слушайте, Кэмпион, да не гоните вы так! Вечер прекрасный, не будем торопиться.

Молодой человек послушно сбавил скорость.

– Последний вопрос – и я успокоюсь. Эндрю Сили не мог пойти в церковь с мотком веревки, револьвером и гирей, так ведь? Где он их спрятал? Мне понятно, как он избавился от дяди Уильяма – все знают, что тот ни за что бы не согласился пройти пешком лишние две мили, а Эндрю давно научился действовать ему на нервы. Но где же он прятал все свои принадлежности?

– А в той хижине у реки, – ответил инспектор. – Я не заострил на этом внимание, потому что не хотел расписываться в собственной невнимательности. Уж я-то мог бы что-нибудь заметить, хоть и десять дней прошло. Мы вытащили из реки кирпич – он, наверное, изначально был грузилом для револьвера, пока внимание Эндрю не привлекли упавшие посреди ужина гири. Да уж… теперь-то все загадки разгаданы, но месяц выдался тяжелый. Завтра меня отправляют в Степни – там завелись фальшивомонетчики. Прямо глоток свежего воздуха, ей-богу.

Мистер Кэмпион не ответил; когда они уже подъезжали к окраине Лондона, инспектор заговорил вновь:

– Вы бы никогда не подумали, верно? – заметил он. – На первый взгляд – такие славные люди.

Однако мистер Кэмпион по-прежнему витал в облаках и ничего не ответил.

Лишь у себя дома на Боттл-стрит, когда Лагг уже кудахтал над ним, как наседка над потерявшимся цыпленком, мистер Кэмпион вспомнил про сверток дяди Уильяма. Достав его из кармана, он принялся аккуратно разворачивать бумагу. Лагг с интересом наблюдал.

– Опять сувенирчик? – с сомнением спросил он. – Эх, надо было ехать с вами!

– Помолчите минутку! – оборвал его хозяин.

– Надо же, какие мы обидчивые…

Кэмпион пропустил слова Лагга мимо ушей. Он снял упаковку, обнаружил под ней резную танбриджскую шкатулку и благоговейно поднял крышку. Увидев, что внутри, он невольно охнул. Лагг с почтительным любопытством заглянул ему через плечо.

На стеганой подушечке розового шелка лежала миниатюра в форме сердца – тончайшая работа, инкрустированная мелкими рубинами и бриллиантами.

Это был портрет девушки: белое лицо в обрамлении черного кружева кудрей, прямой нос, серьезные и умные глаза, спокойная улыбка на устах. Девушка была прекрасна.