Марджери Аллингем - Полиция на похоронах

Когда конверт вместе с содержимым сгорел дотла, миссис Фарадей вздохнула.

– С возрастом, мой юный друг, начинаешь понимать, что даже самый недостойный мужчина способен пробудить теплые чувства в душе самой достойной женщины. Как это ни удивительно. Что ж, я вам во всем призналась, больше мне сказать нечего. Ваша новость о бедном Уильяме меня очень порадовала. Видите ли, я знаю наверняка, что он невиновен.

Последние слова она произнесла с такой убежденностью, что Кэмпиона невольно передернуло. Старуха по-прежнему смотрела на него ясным, улыбчивым и проницательным взглядом.

– Встретимся за ужином, – сказала она. – Будьте так добры, пришлите ко мне Элис. Звонок неисправен, а я без Элис как без рук.

На следующее утро неукротимая миссис Каролина отправилась в церковь, хотя и прекрасно знала, что ее приезд непременно привлечет внимание зевак. Дядя Уильям и тетя Китти, сославшись на дурное самочувствие, остались дома, а Кэмпиону и Джойс волей-неволей пришлось составить старухе компанию.

Ведя царственную миссис Каролину по проходу к ее скамье, мистер Кэмпион услышал, как в рядах прихожан поднялась легкая суета: зашуршали страницы молитвенников, зашелестели юбки. Однако старуха невозмутимо и царственно шествовала вперед, царапая каменный пол кончиком черной трости.

Для Джойс служба превратилась бы в сущий кошмар, если бы не присутствие мистера Кэмпиона. Он вел себя безупречно и всякий раз молниеносно открывал для миссис Фарадей нужную страницу в молитвеннике, словно привык делать это с пеленок. А меж тем он почти не следил за происходящим в церкви: разум его был занят теорией столь ужасной и пугающей, что он едва осмеливался о ней думать. Теория не давала Кэмпиону покоя с того самого момента, когда он очнулся посреди ночи от посетившего его жуткого озарения и начал складывать в уме фрагменты головоломки. Но пока то были лишь ничем не подтвержденные домыслы. Он отчетливо представлял себе недоуменное выражение на лице Станислава Оутса, когда тот услышит его версию событий. Однако, если версия эта верна, всем жителям проклятой «Обители Сократа» грозит страшная опасность, при мысли о которой мистера Кэмпиона невольно прошибала дрожь.

Маркус Фезерстоун ждал их дома. Дядя Уильям тоже пришел в себя и соизволил спуститься в малую гостиную. Двое сидели у камина, когда в комнату вошли Джойс и Кэмпион. По всему было ясно, что беседу они вели не самую приятную. Дядя Уильям хмурился и безутешно грыз пустую трубку, а Маркус, на лице которого проступили следы пережитых волнений, явно был в бешенстве.

Он вскочил навстречу пришедшим и неожиданно для всех, включая самого себя, поцеловал Джойс, чем до глубины души потряс дядю Уильяма. Девушка расплылась в восторженной улыбке, а Кэмпион мысленно отметил, что катастрофа по крайней мере встряхнула Маркуса и заставила его отринуть летаргическую холодность и напыщенность, которые раньше столь бросались в глаза. Дядя Уильям мгновенно воспользовался возникшим преимуществом:

– Ну что за нравы! Обязательно всех смущать, а? Целоваться до ужина – все равно что пить до завтрака. Дурной вкус! Похоже, в этом доме уже никому нет дела до морали. Когда в почтенных семействах начинается разложение, все заканчивается очень быстро – глазом моргнуть не успеешь. Что ж, надеюсь, сегодня в церкви матушка вдоволь хлебнула дурной славы. Лично я предпочел остаться в постели. И имею веские основания оставаться там до тех пор, пока этот скандал не уляжется.

Кэмпион заметил, что Уильям уже снял перевязь, а забинтованную руку старается держать в кармане.

– Этот болван, – продолжал старик, гордо и без малейшего намека на раскаяние кивнув на Маркуса, – пытается сбить меня с толку. Хочет, чтобы я наплел полиции какую-то чушь про нападение… Говорит, он ходил к Лавроку. Джулию отравили. Бедняжка была буквально нашпигована болиголовом. Имей этот Лаврок хоть каплю совести, он бы держал язык за зубами.

– Мистер Фарадей… – Маркус вновь побагровел. – Я вам это сказал по секрету и, видимо, сдуру, пытаясь прояснить всю тяжесть вашего положения. Доктор Лаврок предоставил мне эти сведения строго конфиденциально, и я специально просил вас сохранить все в тайне.

– Значит, сам дурак! – бесцеремонно заявил дядя Уильям. – Только болван станет хранить чужие тайны, когда его окружают сплошь хитрецы и болваны. Все расследование – сущее безобразие! Вы, мой мальчик, окажетесь в крайне неприятном положении, когда оно закончится. Ваша репутация пострадает – потом век не отмоетесь! Попомните мои слова.