Марджери Аллингем - Полиция на похоронах

Маркусу идея Кэмпиона явно не приглянулась, а вот инспектор, сам любящий отец, сразу оживился.

– Да, запросто, – закивал он. – Когда вы сказали, я тоже вспомнил, что дети часто так изображают буквы. Вот только в нашем случае это вряд ли был ребенок. Видели ли вы когда-нибудь такую ножищу? Попрошу сделать для меня слепок – на память.

Все трое решили обойти дом и взглянуть на клумбу поближе. Станислав незадолго до этого велел накрыть отпечаток ноги газетными листами, придавив их по углам камнями.

– Художник – мужчина, – сказал он. – И весьма увесистый, хотя ему и пришлось перенести вес тела на одну ногу, чтобы добраться до окна.

– Почему же он был босиком?! – выпалил Маркус чуть ли не со злостью. Как свойственно представителям его профессии, все иррациональное скорее раздражало его, нежели привлекало.

Инспектор присел на корточки, осмотрел клумбу и вдруг просиял.

– Он был в носках! Точнее, в гамашах – только пятка прикрыта. Смотрите, тут остались грубые шерстяные нитки. Я прикрою, если не возражаете. – Он положил газету на место и выпрямился. – Похоже на босяка, о котором говорил старик Боудитч.

– Точно! Уж не хозяин ли это нашей фетровой шляпы? «Таинственный бродяга подает знак о соучастии в загадочном преступлении».

Инспектор буквально замер на месте: новая версия заиграла в его уме всеми гранями и открывающимися возможностями. Он на секунду обратил на Кэмпиона задумчивый взгляд, но тут же опомнился и помотал головой.

– Нет, овчинка выделки не стоит. Надо сосредоточиться на главном. Не беспокойтесь, – сказал он Маркусу, – мы внимательно изучим все улики и проработаем все версии следствия. Это стандартные процедуры, которые отнимают массу времени. Все самое приятное доверяю вам, Кэмпион, – со злорадной ухмылкой добавил инспектор. – Гадайте себе на здоровье. Вчера около полуночи я отозвал охрану, но сегодня опять их приглашу. Нечего тут всяким босякам разгуливать и попусту тревожить семью. Мы теперь – сама деликатность и чуткость, знаете ли.

Они вошли в дом с черного хода и оказались в небольшом коридоре, параллельном главной лестнице.

– Вообще-то я пришел переговорить с мистером Уильямом Фарадеем, – заметил инспектор, наблюдая, как остальные снимают плащи. – Он дома?

На лице Маркуса появилось слегка сконфуженное выражение.

– Мистеру Фарадею нездоровится. Он у себя в комнате. Вам обязательно его видеть?

Инспектор улыбнулся, но не отступил.

– Да, обязательно. Если хотите, вы оба можете присутствовать при нашем разговоре. Нынче любой имеет право позвать адвоката, когда его допрашивает полиция.

Кэмпион взглянул на Маркуса.

– Как мы с тобой сегодня договорились, я выдал инспектору всю информацию о мистере Фарадее, которую тот не счел нужным сообщить на первом слушании. Полагаю, беседа с инспектором – в его интересах.

Встревоженное выражение не исчезло с лица Маркуса.

– Мистер Фарадей у себя в комнате, – повторил он. – Пойду скажу ему, что вы пришли. Инспектор, вы ведь снимете плащ? А то с вас прямо течет.

Он поспешил наверх, и Кэмпион помог инспектору раздеться. Тот хохотнул.

– Вы напрашиваетесь на неприятности, дружище! Хотите угодить и вашим, и нашим? Что ж, не буду мешать: у вас наверняка есть на то причины.

– И весьма веские, уверяю, – сказал Кэмпион. – Я исхожу из проверенной временем теории: если человек невиновен, чем больше он говорит, тем лучше. Мой дорогой друг, этот старикан за две войны даже кролика не пристрелил – с чего бы ему начинать теперь? Он наверняка что-то скрывает, но к убийству он причастен не больше, чем я.

Инспектор хмыкнул, однако промолчал: к ним уже шел Маркус.

– Мистер Фарадей у себя, сидит у камина в домашнем халате и жалуется на плохое самочувствие. Я посоветовал ему непременно с вами побеседовать и даже упомянул, что вы любезно разрешили нам с Кэмпионом присутствовать при разговоре, но он все равно не желает спускаться. Можете сами подняться к нему?

– Конечно, могу! – с облегчением воскликнул инспектор. – Прямо сейчас и поднимусь.

Дядя Уильям сидел у камина; на нем был халат необычайно веселенькой расцветки, белые волосы стояли практически дыбом, а пышные усы, наоборот, угрюмо обвисли. Когда мистер Кэмпион, инспектор и Маркус вошли, он поднял глаза, но даже не попытался встать. Вид у него был дряхлый и жалкий: одна пухлая рука покоилась на колене, вторая лежала на черной шелковой перевязи. Уильяму явно нездоровилось: глаза его были налиты кровью, а кожу покрывали темные пятна.