Наташа Полли - Утесы Бедлама

– О господи, хорошо. Мы можем попробовать, – выдохнул я. – Но я не буду столь же великодушным, когда все пойдет не по плану.

Клем рассмеялся. Его смех обволакивал, как огромный золотистый пузырь. Он не был наигранным, просто широким. Я никогда не слышал, чтобы Клем пел, но мне всегда казалось, что он легко собрал бы зал.

– Прекрасно. Мы отправляемся в декабре – в Перу будет лето. А оно нам понадобится, знаешь ли. Горы вокруг озера Титикака суровы зимой. Ты не выберешься с растениями живым. Что у нас сейчас, конец августа? Ты говоришь по-испански?

Я покачал головой.

– Это поправимо, – продолжил Клем. – У меня есть знакомый в испанском посольстве в Лондоне. Я познакомлю вас, и он тебя обучит. Ты даже не заметишь, как заговоришь. Испанский язык так же близок к английскому, как крампеты [1] Национальное британское блюдо, представляющее собой круглые оладьи из дрожжевого теста. и крикет. Боже, как же здесь хорошо, – воскликнул он, вскочив на ноги. Он обеими руками погладил Гулливер по ушам, от чего та со счастливым визгом подпрыгнула и дважды оббежала его, радуясь не меньше меня. – Мы хотели устроить пикник, – добавил Клем. – Ты явно не ел целую вечность, Эм. Либо начни следить за собой, либо женись на той, кто займется этим.

Я рассмеялся, но не стал спрашивать, есть ли у него кто-нибудь на примете. По мнению Клема, брак был вещью, которая приходит к человеку естественным путем, словно любовь к оливкам. Человек просто соглашается и вступает в брак. Так произошло с ним. Клем не представлял, что быть вторым сыном без состояния и доступа к особому обществу, за исключением общества собаки, – огромное препятствие, но не соглашаться с ним казалось наглостью. Клем рассмеялся и открыл бутылку шампанского. Он фыркнул, когда пена потекла по его рукам, и сконфуженно протянул бутылку Минне. Ей пришлось наклонить бокал, чтобы пузырьки не выплеснулись на поднос с анютиными глазками.

– Держи, – сказала она. – Вытри руки о Маркхэма.

Минна никогда не называла его Клемом, хотя он всегда представлялся именно так. Во времена их знакомства он был лейтенантом Маркхэмом, и она говорила, что до сих пор не верит, что у него есть имя.

Я почувствовал себя невероятно счастливым. Вино было сладким и прозрачным, бокал звенел, когда я дотрагивался до него пальцами. Минна открыла плетеную корзинку с кожаными ремнями. Разлив вино, она достала кекс, украшенный цветами из глазури и тропическими фруктами из марципана. Небольшая табличка из глазури гласила: «Перу 6000 миль». Минна поставила кекс на стол, развернув табличку к нам.

– Как чудесно! – воскликнул я.

– Вчера у тебя был день рождения, не так ли? – спросила она.

– Разве? Какой сегодня день?

– Наверное, не стоит гладить тебя по голове. – Минна рассмеялась глубоким хриплым смехом. – Ты не знаешь, сколько тебе лет? Боже, да ты считаешь в уме.

– Тридцать. Мне тридцать, замолчи.

Минна медленно моргнула.

– Знаешь, некоторые вещи настолько милы, что сложно не… – она хлопнула в ладоши, словно хотела убить муху, – … не разозлиться от умиления.

– Возможно, тебе не стоит сидеть рядом с ней, – наигранно прошептал Клем.

– О боже, мне нужно поговорить с Чарльзом, – внезапно сказал я.

Минна вскинула брови.

– Почему тебе вдруг понадобилось говорить с Чарльзом?

– Он договорился, что я буду работать приходским священником в Труро.

– Отмени все, – велел Клем. – Я не позволю тебе вернуться сюда, не в этой жизни. Так жить – позор, ведь жизнь прекрасна и была бы гораздо прекраснее, если бы ты сбросил своего брата со скалы. Не хочешь проверить?

– Убить больного родственника из лучших побуждений? Нет.

– Брезгливый либерал.

– Человека делают манеры.

Минна рассмеялась. Я тоже улыбнулся.

– Что ж, ладно, – сказал Клем. – Оставим Чарльза с его грошовыми урожаями. Он отвратительный мелкий гном. Тебе нужно уехать из этого дома. Знаешь что, пожалуй, я заберу тебя в Перу.

Рассмеявшись, я запрокинул голову и внезапно заметил участок сада за стеклянной стеной, который ранее закрывали папоротники. Статуя снова переместилась. Теперь она стояла у оранжереи и словно заглядывала внутрь, пытаясь подслушать наш разговор.

Семнадцатого декабря капитан «Хупера» с двумя хронометрами в руках дождался, пока упадет шар времени на Гринвичской обсерватории [2] Раньше это было единственным способом для моряков сверить корабельные хронометры. На Гринвичской обсерватории шар установили в 1833 году. Он до сих опускается ежедневно в определенное время. , и отдал приказ отчаливать.