Микаэль Юрт - Ученик

– К кому же мне ехать?

Вопрос Себастиана удивил. Откуда ему знать? Ему известно об Эллинор только то, что он узнал после лекции о Юсси Бьёрлинге, а тогда они даже не приближались к вопросу о том, к кому ей переехать, если придется поспешно покинуть дом. Ей прекрасно известно, что он не может этого знать. Тем не менее она спрашивает. Его это разозлило. Естественно.

– Откуда мне, черт возьми, знать? Кто-то ведь должен быть.

– Не знаю…

Эллинор замолчала. Себастиан встал. Он сделал то, для чего пришел. Единственное, что мог сделать. Он предупредил ее. Как она распорядится этой информацией, точно не его дело. Тем не менее он поймал себя на том, что ему ее немного жаль. Ее вопрос указывал на то, что у нее нет само собой разумеющегося места, куда бы она могла поехать при крайней необходимости. Неужели она действительно так одинока? Он представления не имел. И его это в общем-то не волновало. Но, сидя на краешке кресла со сжатыми руками, она казалась такой маленькой.

– В крайнем случае ты ведь можешь поселиться в гостинице.

Эллинор молча кивнула. Себастиан на секунду задумался. Может ли он просто уйти? Не то чтобы существовали какие-либо правила этикета относительно того, сколько времени следует пробыть после того, как ты сообщил о том, что чья-то жизнь в опасности. Если бы такие правила существовали, он все равно бы на них наплевал. Но, может, все-таки остаться? Выпить этого кофе? Это будет неверно истолковано. Она усмотрит в этом больше, чем есть. Он ни при каких обстоятельствах не хотел поощрять то, что она к нему чувствовала. То, зачем пришел, он выполнил. Хочется надеяться, что они видятся в последний раз. Зачем же затягивать? Ради нее? Еще полчаса на кухне не сделают ее менее одинокой. Он вычеркнул кофе. Надо следовать плану.

– Я ухожу.

Эллинор снова кивнула и встала.

– Я тебя провожу.

Они вышли в прихожую. Себастиан открыл дверь и остановился. Ему казалось, что надо что-нибудь сказать, но в голову ничего не приходило. Предупреждать ее еще раз не имело смысла. Она поняла серьезность ситуации, это он по ней видел. Он стал спускаться по лестнице и услышал, как звякнула предохранительная цепочка, когда Эллинор закрывала за ним дверь.

Когда Себастиан покинул ее, Эллинор прислонилась к двери и улыбнулась. Сердце забилось быстрее. Ноги слегка дрожали. Он вернулся. Конечно, вернулся. Эллинор прошла обратно в гостиную и села на диван, на место, которое только что покинул Себастиан. Оно еще немного сохраняло тепло его тела. Ей стало тепло изнутри не только от оставленного им тепла, но и от его заботы. Весь разговор о том, чтобы не впускать никого в квартиру и проявлять осторожность при приближении посторонних мужчин – что это, как не обстоятельный способ сказать, что он не хочет, чтобы она встречалась с другими? Что она принадлежит ему.

Она откинулась на спинку дивана. Ей казалось, что она ощущает его запах. Он робок. А ведь сразу не скажешь. Он так хорошо скрывает это за хамоватой, неотесанной поверхностью. Она дала ему несколько шансов сказать, чего ему на самом деле хочется, выдать истинную причину его прихода, но он не смог. Вместо этого он придумал настоящую страшилку. Только для того, чтобы привязать ее.

«Ей нельзя здесь оставаться».

«Ей необходимо переехать».

Эллинор приходилось напрягаться, чтобы сохранять серьезную мину. Подыгрывать. На самом же деле ей хотелось выскочить из кресла и обнять его, встряхнуть и сказать, что она все поняла. Но пусть поступает по-своему. Как ему хочется. Эллинор снова улыбнулась про себя. Есть даже что-то милое в том, как ему трудно сказать, что он хочет видеть ее у себя. Но она поняла. Она так хорошо его понимает. Родственные души. Что есть, то есть. Она закрыла глаза, наслаждаясь тем, что сидит на его месте. Несколько минут она может себе позволить.

Урсула опустилась в горячую воду. Прислонившись головой к краю ванны, она прикрыла глаза. Постаралась расслабиться. Расслабиться требовалось. День получился, мягко говоря, сбивающим с толку. Дело приобрело оборот, который никто не мог предвидеть. Никого из команды это не оставило равнодушным, но Урсула чувствовала, что на нее это, пожалуй, подействовало больше всех.

Привязка к Себастиану открыла выход воспоминаниям, от которых она усиленно и целенаправленно старалась отделаться. И уже предала забвению. Теперь же они вырывались наружу. Непрошенные и нежеланные. Напрягали и злили.

Внезапно она вздрогнула. Какой-то звук? С первого этажа? Она замерла в воде, прислушиваясь, но больше ничего не услышала.