Коллектив авторов - Спросите полисмена

Мой дорогой Комсток!

В подтверждение нашего утреннего разговора сообщаю, что буду счастлив написать статью на четыре колонки для “Утреннего рожка” на тему “Опасность нового язычества”. Вознаграждение от вас, как оговорено, пятьсот гиней (525 фунтов) будет вполне удовлетворительным, и о получении будет сообщено из соответствующего источника.

С благодарностью за возможность выступить в защиту христианства перед столь многими читателями вашей газеты.

– Я очень обязан тебе, Рожье-Кровелл, – произнес Роджер.

– Пустое! – откликнулся тот. – Рад помочь. Тебе, наверное, пора? Еще стаканчик хереса? Нет? Тогда до свидания. Отрадно было повидаться с тобой после стольких лет.

Роджер Шерингем покинул Рожье-Кровелла в столь расстроенных чувствах, что, только употребив пинту пива в «Ревене и репе», сумел собраться с мыслями. Некоторое время он забавлялся идеей, что преподобный Хилари его одурачил, но воспоминание о твердой, с росчерками подписи развеяло все сомнения. Архиепископ способен замалчивать неудобную правду, однако не станет же он расписываться в откровенной лжи. И с чего он решил, будто столп общества будет метаться по загородной резиденции богача, трепеща от религиозного рвения, произнося проклятия из Писания и призывая гнев небес, как уличный проповедник? Нелепая и постыдная ошибка!

Но если доктор Петтифер никогда не говорил про «расплату за грех», то почему именно на эти слова напирал Миллс? Он действительно принял бормотание про поезд за столь зловещее изречение? Или, вообразив, будто архиепископ двадцатого века имеет обыкновение вести себя как Иоанн Креститель, он вложил в уста духовного лица слова, отвечающие какой-то его собственной скрытой цели? А если так и было, и Рожье-Кровелл говорил правду, то это не единственная ложь секретаря, ведь он же лично устроил визит, который затем объявил полной неожиданностью. Тут есть над чем поразмыслить.

А потом в голову Роджеру пришло еще кое-что: странно, почти невероятно, что три заметные личности из всех дней в году выбрали один и тот же день и час, чтобы явиться в Хорсли-лодж исключительно ради того, чтобы повздорить с лордом Комстоком. Случайность? Сэр Чарлз Хоуп-Фэрвезер почти с яростью отрицал, что приехал к Комстоку по договоренности. Но если отрицание искреннее, к чему ярость? Тут следует покопаться. Но как? Нельзя же спросить самого Хоуп-Фэрвезера, ведь он непременно станет все отрицать еще яростнее. И разумеется, глупо обращаться к Миллсу. Но как насчет леди? Кто она?

Тут Роджер поспешно допил остатки пива и развил бешеную деятельность. Как трудолюбивая пчелка, он порхал из клуба в клуб, из паба в паб, пока наконец в баре отеля, часто посещаемого журналистами, не обнаружил некоего мистера Фалька Твидла, специализирующегося на светском всеведении. Он даже вел колонку сплетен в еженедельнике Комстока.

Мистер Твидл был сотворен в тот день и час, когда природа, задевав куда-то линейку, не имела под рукой других инструментов, кроме пары циркулей. Голова, глаза, очки были совершенно круглыми и блестящими, щеки – круглыми и розовыми, губы – двумя полукружиями, обрамленными с востока и с запада красиво закругляющимися скобками. Фигура Твидла приятно округлялась спереди, а вставая, он являл миру филейную часть практически полностью круглую, и голос у него был округлый и похожий на свирель. Руку Роджера он заключил в сферу своих двух, просиял и округлым жестом заказал прохладительное.

– Что мне сделать для вас, мой милый Шерингем?

Роджер объяснил, что ему нужны сведения о главном партийном организаторе, и потому он принесся так быстро к мистеру Твидлу, «ведь вам известно все обо всех».

– Вы мне льстите, – отозвался мистер Твидл. – Вам надо только попросить. Но что беспокоит вас в старом добром Хоуп-Фэрвезере?

– Полагаю, вы сами можете догадаться, когда я скажу, что официально расследую убийство лорда Комстока.

Мистер Твидл поспешно склонил голову, будто переступил порог церкви.

– Бедный старый шкипер, – забормотал он, понижая регистр флейты до фагота, – такая печальная история, Шерингем. Не помню, чтобы общественность была так потрясена. Падение колосса. Удар лично для меня сокрушительный. У бедняги имелись странности, но он был великим человеком, Шерингем, воистину великим. Скорбный день для всех нас, когда Комсток отправился в закат…

Говорил он искренне, но почему бы и нет? Смерть владельца нескольких газет всегда вызывает перестановки в редакциях. А в нынешние голодные времена кто не боится увольнения?