Уильям Уилки Коллинз - Отель с привидениями. Деньги миледи

– Близится время, мисс Локвуд, когда вы сами все раскроете. Пока же я постараюсь подобрать внятные слова, чтобы вы поняли, в чем состоит мой страх перед вами. В тот самый день, когда я похитила вашего героя и погубила вашу жизнь – я твердо уверена, что в тот самый день! – вас сделали орудием возмездия за все мои многие прошлые грехи. Такое и прежде случалось, когда один человек, сам того не ведая, способствовал тому, что в другом вызревало зло. И вы этому уже способствовали – и поспособствуете впредь. Вы подведете меня к тому дню, который все выявит и назначит мне наказание. Мы еще встретимся – в Англии или в Венеции, где умер мой муж, – и встретимся в последний раз.

При всем своем здравомыслии или неприязни к предрассудкам Агнес была под сильным впечатлением от той серьезности, с которой это все было высказано. Она побледнела и взглянула на Генри.

– Ты понимаешь ее? – спросила она.

– Нет ничего легче, – пренебрежительно отозвался он. – Она знает, что стало с Феррари, но признаться не смеет и городит всякую чепуху. Вели ей уйти.

Даже окажись здесь и залай собака, леди Монтбарри и тогда бы договорила Агнес все, что намеревалась.

– Посоветуйте вашей забавной миссис Феррари еще немного подождать, – сказала она. – Что случилось с ее мужем, вы узнаете, а потом передадите ей. Беспокоиться вам не о чем. Какой-нибудь пустяковый случай сведет нас в следующий раз – такой же пустяковый, как появление в нашем доме Феррари. Чепуха, говорите вы, мистер Уэствик? Будьте снисходительны к женщинам. Мы все городим чепуху. До свидания, мисс Локвуд.

Она поспешно, словно боясь, что ее остановят во второй раз, открыла дверь и покинула их.

– Как ты думаешь, эта женщина сумасшедшая? – спросила Агнес после долгого молчания. – Она действительно напугала меня. Мне стыдно признаться, но это так, мне и впрямь не по себе.

Генри внимательно посмотрел на нее, помялся и опустился на кушетку рядом.

– Просто испорченный человек, на мой взгляд. Лживая, суеверная, неискоренимо жестокая, но не сумасшедшая. Главное, зачем она пришла сюда, – это получить удовольствие, напугав тебя. Я очень тревожусь за тебя, Агнес, – добавил он. – Если бы не счастливый случай, надоумивший меня зайти к тебе сегодня, кто знает, что могла наговорить и даже сделать без свидетелей эта негодная женщина. Дорогая, ты ведешь до крайности беззащитную, одинокую жизнь. И мне больно думать об этом. Нужно изменить свою жизнь – особенно после сегодняшнего случая. Нет-нет, не надо твердить мне, что у тебя есть старая нянюшка. Она слишком старая, и она не твоего разряда – ее общество не может быть достаточной защитой для дамы твоего положения. Не заблуждайся относительно меня, Агнес: я говорю только из самой искренней преданности тебе. – Он замолчал и взял ее за руку. Она сделала слабую попытку освободиться и смирилась. – Неужели никогда не придет такой день, когда мне будет дано право защищать тебя? Когда ты навсегда станешь украшением и радостью моей жизни? – Он мягко пожал ее руку. Она не отвечала. Ее лицо залил румянец. Глаза смотрели в сторону. – Неужели я имел несчастье обидеть тебя? – спросил он.

На этот вопрос она ответила чуть слышно:

– Нет.

– Тогда я тебя расстроил?

– Ты заставил меня вспомнить грустные времена.

Больше она ничего не сказала, только попыталась освободить руку. По-прежнему задерживая ее, он поднес ее к губам.

– А я не могу заставить тебя подумать о других временах – о тех, что настанут и будут счастливее? Если ты не в состоянии не думать о прошлом, почему бы не оглянуться на то время, когда я тебя полюбил?

Она только вздохнула в ответ на его вопрос.

– Пощади меня, Генри, – грустно попросила она. – Не говори больше ничего.

Снова румянец залил ее щеки. Ее рука подрагивала в его руке. Она была неотразима: глаза опущены, еле заметно дышит грудь. В ту минуту он отдал бы все на свете, лишь бы заключить ее в объятия и поцеловать. Таинственный ток, перелившийся из его руки в ее руку, вероятно, подсказал ей, что было у него в мыслях. Она освободила руку и прямо взглянула на него. В ее глазах стояли слезы. Она молчала – глаза говорили вместо нее. Без гнева, без раздражения они молили не мучить ее больше в этот день.

– Скажи только, что ты меня простила, – попросил он, поднимаясь с кушетки.

– Да, – ответила она, – простила.

– Я не утратил твоего уважения, Агнес?

– Что ты!

– Ты хочешь, чтобы я ушел сейчас?