Елена Арсеньева - Печать Владимира. Сокровища Византии (сборник)

– Где слуги? – спросил Артемий, удивившись полной тишине, царившей в доме тысяцкого.

– Ранним вечером мой отец отпустил всех слуг, – ответил Ждан. – Не знаю почему. Вернувшись из дворца, он как-то странно себя вел…

– Ты об этом расскажешь чуть позже. Сначала покажи тело, – прервал Ждана Артемий, привязывая свою белую лошадь к столбу.

Отроки и Ждан последовали его примеру. Молодой боярин взошел на крыльцо и отворил дверь. Два высоких медных подсвечника освещали прихожую, уставленную коваными сундуками.

– Свет? – коротко спросил Артемий.

– Перед уходом слуги зажгли свечи, как велел им отец. Я ни к чему не притрагивался.

Ждан повел их через большой зал, погруженный в темноту, к освещенной комнате с открытой дверью. Это был рабочий кабинет тысяцкого. Стараясь не смотреть внутрь, Ждан посторонился, чтобы пропустить дружинников.

Переступив через порог, Артемий остановился. В центре комнаты на большом шерстяном ковре лежало тело Радигоста. Руки старого боярина были широко раскинуты, ноги – слегка раздвинуты. Остекленевшие глаза смотрели в потолок. Брови приподняты, а рот приоткрыт, словно тысяцкий, умирая, хотел задать какой-то вопрос. Смерть была вызвана широкой раной на уровне сердца. Передняя сторона кафтана, расшитого золотыми нитями, была залита кровью. Кровь стекала и по бокам, оставляя на ковре широкое темное пятно. Артемий сел на корточки рядом с убитым и расстегнул кафтан, чтобы осмотреть рану. Ждан, стоявший на пороге, тяжело вздохнул и разрыдался.

– Митько, займись им, – бросил старший дружинник, не отрывая глаз от ужасной раны, зиявший в груди старого боярина.

Пока Митько вел Ждана в большой зал, Артемий осматривал лицо покойного и положение его тела. Поднявшись на ноги, он обошел кабинет Радигоста. Ставни единственного окна были заперты изнутри. На рабочем столе из резного дуба лежали берестяные свитки. Документы были сдвинуты в сторону, чтобы освободить место для блюда, на котором стояли кувшин с медовухой и два неполных серебряных кубка. У стола стояли высокое кресло, украшенное медными гвоздями, и два стула с подушками. Над огромными сундуками, стянутыми железными ободами и прибитыми к земле, висели полки.

– Мой отец хранил на полках все документы, связанные с его официальной должностью. Налоги, другие виды подати, уплачиваемые Владимиру… – прошептал Ждан, который как раз вернулся в кабинет.

Митько, видимо, плеснул ему медовухи, и Ждану удалось немного успокоиться.

– Ты там также найдешь, боярин, список должников и долговые расписки. А вот все документы, связанные с амбарными книгами и торговыми делами моего отца, заперты в сундуках.

– Чем он торговал? – спросил Артемий.

– Мехами. У нас много лесов. Когда отец узнал о разнице между ценами в Смоленске и Царьграде, то нанял охотников и мастеров выделки и стал заниматься весьма доходными торговыми операциями.

– А теперь расскажи-ка, что произошло сегодня вечером, – велел дознаватель. – Пойдем в зал, там удобнее разговаривать.

Дружинники прошли за Жданом в комнату, через которую они попали в кабинет. Ждан на ощупь отыскал кремень, лежавший на круглом столике, и зажег свечи в трех больших серебряных подсвечниках. Дознаватель с любопытством разглядывал стены, увешанные гобеленами чужеземного производства, на которых были изображены сцены охоты и сражений. Мужчины сели на скамью, стоявшую у длинного дубового стола.

– Догадываешься ли ты, почему боярин Радигост отпустил всех слуг? – спросил дружинник.

– Он кого-то ждал, но я уверен, что речь идет не об обычном посетителе. Возвратившись из дворца – а я знаю, что отец потребовал арестовать Стриго, убийцу моей сестры, – он пребывал в странном настроении. Во время ужина он показался мне озабоченным и одновременно возбужденным. Разумеется, он отказался сообщить мне о своих заботах. Он никогда ничего мне не говорил! Потом отослал меня в библиотеку, на второй этаж. Я охотно пошел туда, поскольку из-за праздника капусты моя работа застопорилась…

Ждан покраснел до корней волос, но, поскольку Артемий с невозмутимым видом хранил молчание, продолжил:

– Я переписываю древний манускрипт, текст которого надо во что бы то ни стало спасти, поскольку речь идет об очень хрупком материале. Когда стало темно, я прервался и кликнул слугу, чтобы тот принес огонь. Вот тогда-то я и узнал, что отец отпустил всех слуг. Мы с ним были вдвоем в доме. Позднее я спустился, чтобы спросить, не нуждается ли он в чем-либо. Он отправил меня назад, закричав, чтобы я оставил его в покое и ни под каким предлогом не беспокоил. Я удивился, увидев отца в его лучшем наряде, который он обычно надевал, отправляясь во дворец или на собрания знатных жителей города.