Энтони Гилберт - Будильник в шляпной картонке

Присяжные ушли совещаться. Отсутствовали они довольно долго, но, наконец, вернулись и с кислым видом вынесли свой вердикт: «Самоубийство в состоянии расстроенного сознания». Вслед за тем старшина сказал, что они настаивают на частном определении.

– Что такое? – вскинулся Хайд, с неодобрением на него посмотрев.

– Мы считаем, что должно быть проведено дальнейшее расследование.

Хайд прихлопнул эту идею в зародыше:

– Вы хотите сказать, что не удовлетворены объяснением причин смерти?

– Нет-нет, этим мы вполне удовлетворены. Мистер Райт покончил с собой, это так, но некоторые факты, на наш взгляд, остались не вполне ясными.

– Вы здесь для того, чтобы решить, при каких обстоятельствах покойный умер. Все остальное не входит в сферу вашей компетенции.

Старшина сел на свое место, сломленный и недовольный. Зал опустел. Хайд поймал мой взгляд и кивнул, подзывая. Лавируя между стульями, я пробрался к нему.

– Послушайте, Арнольд, я так жестко заткнул старшине рот только потому, что не хочу возбуждать публику. У нас и так хлопот больше, чем мы в силах справиться. Но знаете, я с ним согласен. Тут что-то нечисто.

– Вы имеете в виду мусор? Листья и веточки?

– И почему вырвана страница из дневника? Она ведь вырвана, это видно.

– Думаете, Райт не сам это сделал?

– Да мало того, что страница вырвана. Еще и другие выжжены. Вопрос в том, что Райт написал там такого, что кому-то мешает и этот кто-то решил это скрыть?

– Вы имеете в виду… Шантаж? – отшатнулся я.

– Господи, нет, конечно. Но… Прогнило что-то в датском королевстве… Хотелось бы знать что. Однако, благодарение небесам, это уж не моя работа. От меня требовалось с помощью присяжных решить, как Райт оставил наш грешный мир.

– Любопытно, полиция продолжит расследование?

– Об этом спросите Фишера. Не удивлюсь, если да. Кстати, я слышал, Райт заходил к вам за день до смерти.

– Да. У него было кое-что касательно дела Россов. Он сказал, что пойдет с этим в полицию, а потом подписал себе смертный приговор, выбросив из головы, что есть еще люди на свете, которые дорожат своей жизнью, и не предпринял ничего им в помощь.

– И вы всерьез полагаете, что это могло бы помочь миссис Росс?

– Ну, если не помочь, то хотя бы зародить толику сомнения, которая составляет всю разницу между веревкой и оправданием.

На беду, сержант Фишер придерживался другой точки зрения. Он принялся вынюхивать-выспрашивать, нашел сломанные кусты за окном библиотеки, рассудил, что веточка, которая валялась внутри, по слому соответствует ветке снаружи. В общем, вел себя, как терьер, счастливый тем, что ему выпало разрыть кроличью нору.

Между тем и меня не оставляли в покое. Вечером после дознания по поводу смерти Райта ко мне явился репортер из «Газетт». Сказал, ему известно о том, что покойный заходил ко мне за день до смерти. Что и говорить, разве могла пресса пройти мимо такой истории!

Само собой, я решил попытаться выжать из этой ситуации все, что можно. Время уходило, меня все больше беспокоило положение миссис Росс; подобно злополучному шекспировскому герою, я бегал туда и сюда, «пред кем шута ни корчил площадного» [6], по выражению классика, но по существу дела не добился почти ничего.

Я согласился дать интервью, подтвердил, что встречался с покойным перед его смертью, и пересказал ту историю, которую к тому времени повторял так часто, что сам уже начал в нее верить. Репортер, будучи завзятым профессионалом, в один момент понял, какой эффектный получится заголовок. Дело Россов еще было у всех на устах; большинство верило, что Виола Росс виновна, но имелось и некоторое число сомневающихся плюс, кроме того, обычный процент тех, кто принципиально был против смертной казни независимо от тяжести преступления.

– А кто был этот ночной гость? Никому не известно?

– Нет. Надо отметить, что он не выступил во время процесса, не назвал себя. Это важно.

– Возможно, боялся, что его втянут в дело.

– Значит, у него совесть нечиста. И действительно, кто же убивает забавы ради?

Я видел, как сверкают энтузиазмом его глаза.

– А кому было выгодно убрать с дороги бедного старикана, кроме его жены? Его сыну?

– Против сына нет никаких улик, по крайней мере пока.

– Любопытно, чем он занимался в ту ночь, когда убивали его предка?

Я пожал плечами, чтобы показать, что меня это не касается.

– А полиция с ним разобралась? – не унимался репортер.

– Кажется, его расспрашивали насчет возможных врагов отца.