Джон Карр - Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник)

Они молчали. Рэмпол поймал себя на том, что он слушает тиканье часов. Мартин Старберт, по-видимому, тоже смотрел на часы, но в другом месте.

Где-то внутри дома вдруг зазвонил телефон.

– Вот, наконец-то. Вы не могли бы ответить, мой мальчик? – спросил доктор, дыша чуть быстрее. – Вы все-таки более шустрый.

Рэмпол помчался к телефону, чуть не споткнувшись. Телефон был старого образца: чтобы ответить, следовало покрутить ручку, миссис Фелл уже была тут как тут.

– Он вышел, – сказал ему голос Дороти Старберт, на удивление спокойный. – Смотрите за ним по дороге. Он взял с собой большой велосипедный фонарь.

– Как он?

– Плохо говорит, но достаточно трезв. – Затем она добавила: – С вами все хорошо?

– Да. Можете не волноваться. Он будет вне опасности, дорогая.

По дороге из дома он вспомнил то смелое последнее слово, которое он неосознанно употребил в разговоре с ней. Даже во всей этой суматохе он думал о ней и никак не мог вспомнить, произносил ли раньше когда-нибудь это слово.

– Ну что, мистер Рэмпол? – гулко спросил в темноте пастор.

– Он вышел. Как далеко находится тюрьма от замка?

– Четверть мили в сторону железнодорожной станции. Вчера вы должны были проходить этот путь.

Сондерс как бы отсутствовал, но при этом выглядел очень сосредоточенным. Он и доктор бродили вокруг входа в дом. Сондерс повернулся, его лысина сияла в свете луны.

– Я весь день представляю себе различные ужасные вещи. Раньше я все смеялся над этим… Значит, старый Тимоти Старберт… – Что-то беспокоило совесть выпускника Итона. Он вытер лоб платком и добавил: – Мистер Рэмпол, я спросил, был ли там Герберт?

– Причем тут Герберт? – поинтересовался доктор.

– Эмм… Как бы это сказать… это единственный человек, которого сейчас не хватает. Он надежен. Немногословен и надежен. Не нервничает. Вызывает восторг как англичанин.

Нарушил молчание гул грома, вновь прокатившийся по небу. Свежий ветер пронесся через сад, и затанцевали белые соцветия. Затем вспышка молнии осветила все вокруг. Она была такой короткой, словно электрическая вспышка софитов во время проверки аппаратуры перед спектаклем.

– Нам бы лучше проследить, чтобы он добрался в целости и сохранности, – сказал доктор. – Если он пьян, то запросто может упасть. Она не сказала, пьян ли он?

– Не особенно.

Они топтались на лужайке. Тюрьма была, как всегда, в тени, и доктор пытался различить вход и объяснить, где он находится.

– Там нет, конечно, двери как таковой, – рассказывал он.

Каменистый холм был хорошо освещен луной. Козья тропка, извиваясь, вела прямо к тюрьме. Казалось, что минут десять никто ничего не говорил. Рэмпол пытался вслушиваться в трели сверчков, считал секунды между ними, затем вновь сбивался со счета. Ветер обдувал его тело через футболку, отчего он ощущал приятную прохладу.

– Вот он, – неожиданно сказал Сондерс.

Луч белого света показался над холмом. Фигура шла медленно, но уверенно, она странным образом появилась на вершине, словно возникла из-под земли. Хотя фигура и пыталась раскачивать фонарь не сильно, свет метался из стороны в сторону, как будто Мартин направлял луч фонаря в ту точку, откуда слышал звук. Наблюдая за этим, Рэмпол ощутил, как, должно быть, напуган этот хрупкий, презирающий всех и подвыпивший человек. Издалека фигурка его казалась крошечной. Он почему-то помедлил у ворот. Огонек замер, и под его светом стала видна арка, которая потом поглотила Мартина.

Наблюдатели вернулись и встали по своим местам.

Внутри дома часы пробили одиннадцать.

– Если бы она только поговорила с ним, – произнес пастор, причем достаточно давно, но Рэмпол только сейчас это осознал. – Сесть рядом с этим окном! – Он взмахнул руками. – Но в конечном итоге мы должны быть уверены… мы должны… Что может с ним случиться? Вы это знаете так же, как и я, джентльмены…

– Бонг! – пробили часы медленно. Они били еще, и еще, и еще…

– Может, еще немного пива? – спросил доктор.

Ровный и вкрадчивый голос пастора, похоже, раздражал его.

Вновь наступило ожидание. Эхо шагов в тюрьме, где снуют крысы и ящерицы, не боясь света. Рэмпол настолько живо себе это представил, что практически услышал их шорох. Некоторые сюжеты из Диккенса всплыли в его памяти, особенно тот момент, когда человек бродит вдоль Ньюгейта и замечает в распахнутом окне тюремщика, сидящего у огня, и его тень на белой стене.

В комнате надзирателя зажегся свет. Он не дрожал. Велосипедный фонарь был очень мощный, от его света тень образовывала горизонтальную полоску, и четко виднелось зарешеченное окно. По-видимому, Мартин положил фонарь на стол, так как луч сейчас был устремлен в угол комнаты и не двигался. Небольшой пучок света за оконными решетками, такой одинокий в этой покрытой плющом громадине. Силуэт мужчины завис на мгновение, а потом исчез.