Виктория Томпсон - Убийство на площади Астор

– Хватит, ма. – Фрэнк вошел в комнату и закрыл за собой дверь. – Я не в том настроении.

– О, так это ты, Фрэнсис? – воскликнула мать с деланым удивлением. – Это и впрямь ты? Как же долго тебя не было, клянусь Господом! Я уж и забыла, как ты выглядишь!

Мэллой мог бы возразить, что был здесь всего лишь в прошлый четверг. Однако прошло уже пять дней, и мать вряд ли помнит этот последний его визит. Формально сержант проживал здесь, но гораздо больше времени он проводил в полицейском общежитии и в других местах. И мать была одной из причин его долгого отсутствия дома, пусть и только отчасти.

– У тебя поесть что-нибудь найдется? – спросил Мэллой, вешая шляпу на крюк рядом с дверью и стягивая с плеч пиджак.

По крайней мере, здесь не нужны формальности и официоз. Это одно из немногих преимуществ, какие Фрэнку давало пребывание дома.

– Конечно, у меня кое-что имеется поесть. Мой сын, этот знаменитый полицейский детектив, приносит мне деньги каждую неделю. Я каждое утро хожу к мессе, чтобы поблагодарить Пресвятую Деву, что у меня такой щедрый сын.

У Фрэнка мелькнула мысль самому осуществить то убийство, о котором он думал несколько минут назад. Но, к сожалению, старуха мать была ему нужна.

– Тебя не слишком обременит, если ты приготовишь мне что-нибудь? – спросил он, ухитрившись произнести это ровным тоном, по большей части потому, что слишком устал, чтобы спорить с миссис Мэллой. – Я с утра ничего не ел.

Как детектив и подозревал, ее материнские инстинкты возобладали над желанием заставить его чувствовать себя виноватым. Голодный ребенок, неважно, сколько ему лет, – всегда искушение, от которого женщине никуда не деться. Мать отложила в сторону свое шитье и тут же поднялась на ноги.

– Иди умойся. Мне нужна всего минутка. Есть рагу, я его прямо сегодня сготовила. Твое любимое. Я и морковки туда положила, как ты любишь.

Фрэнк умылся над кухонной раковиной, вытер руки и лицо безукоризненно чистым полотенцем. По сути дела, в этой квартире все было безукоризненным. Полы чистейшие, без малейшего пятнышка, мебель сияет, вся отполированная, даже оконные стекла сверкают чистотой. У Фрэнка было такое ощущение, что он своим присутствием отравляет и оскверняет эту квартиру. Еще одна причина держаться от нее подальше.

Как будто ему нужна заодно и эта причина!

Сев за дочиста выскобленный стол, Фрэнк вспомнил, чем его кормила Сара Брандт. Хотя ее стряпня не доходила до стандартов, коих придерживалась его мать, в ее компании ему было несравненно лучше. Или, возможно, так было потому, что они говорили о деле, о его работе. Фрэнк всегда чувствовал себя комфортно, когда говорил о своей работе. А его мать, конечно же, никогда не желала слушать про то, чем он занимается. Деятельность сына ее пугала, а кроме того, у нее был свой мир и свои собственные заботы и беспокойства. Иногда в число этих забот и беспокойств попадал и Фрэнк.

Мать молча возилась у плиты, разогревая жаркое. От соблазнительных ароматов у Фрэнка уже болезненно сжимался желудок, и он попытался вспомнить, почему не устроил себе сегодня перерыв на ланч. Большую часть времени после полудня отнял один из осведомителей, мелкий стукач, который утверждал, что знает, кто ограбил огромный склад в доках. Если Фрэнку удастся раскрыть это ограбление, он сможет добавить к своим сбережениям несколько сотен долларов вознаграждения. Производство в капитаны стоит четырнадцать тысяч долларов. По крайней мере, стоило еще недавно, прежде чем к власти в полиции пришел Рузвельт со своими реформаторами. Только долго эти реформаторы не протянут. Очень скоро все вновь станет точно таким же, как прежде, и Фрэнку понадобятся эти четырнадцать тысяч. А ему еще много предстоит набрать и скопить.

Мать поставила перед ним тарелку, и тут сержант посмотрел на нее – в первый раз как следует посмотрел на нее. Миссис Мэллой выглядела усталой. И когда это у нее волосы успели так поседеть? Она была маленького росточка, ниже среднего, и с возрастом когда-то подтянутая фигура расплылась и раздалась вширь. Правда, до толстухи ей еще далеко. Фрэнк вспомнил времена, когда он и сестры были совсем маленькими. Мать целыми днями стояла, согнувшись, над корытом и стирала, чтобы заработать хоть немного лишних деньжат. И у него мелькнула смутная мысль: «Как это такая маленькая женщина ухитрялась выполнять столь тяжелую физическую работу?» Эта мысль пришла к нему впервые, раньше Фрэнк никогда об этом не задумывался. Тогда мать не казалась ему маленькой, поскольку он сам был ребенком, и годами не вспоминал те времена, особенно после того, как сам устроился на работу и смог хоть немного облегчить ей жизнь и снять с нее дополнительные нагрузки.