Виктория Холт - Убийство в Тауэре

Со своего трона, установленного на помосте арены для турниров в Уайтхолле, король смотрел, как лучшие из лучших соревнуются в мастерстве друг с другом. Якову шел сорок первый год, и он сам не принимал участия в состязаниях – отдавал предпочтение охоте, но его юные друзья горели нетерпением показать свое превосходство друг над другом этим безобидным способом. «Ну и пускай», – размышлял Яков. Он смотрел на них – такие красивые молодые парни, и все всей душой стремятся показать своему старому папочке и другу, королю Якову, насколько они лучше своих товарищей.

– Наполни кубок, мальчик, – обратился он к высокому молодому человеку, стоявшему за его троном в полной готовности услужить.

Юноша – милое создание – принялся выполнять свои обязанности. Яков настаивал, чтобы его окружали красивые молодые люди, а этот был занят все время, поскольку король испытывал постоянную жажду, и ничто не могло ее унять, кроме неразбавленного сладкого вина, которое многие его придворные находили слишком крепким. Сам же Яков гордился тем, что он редко, как говорится, «перебирал», и все потому, что знал свою меру.

Он заерзал внутри своих плотных одежд, которые придавали ему вид толстяка, – со времен Порохового заговора король требовал, чтобы его камзолы и панталоны были подбиты толстым слоем ваты, а также и его бриджи, ведь как он мог быть уверен, что у кого-то, кто настроен против Стюартов или протестантов, не возникнет мысль всадить в него кинжал? Многие англичане не испытывали радости оттого, что на британском троне сидит Стюарт. Яков прекрасно знал, они перешептываются о временах доброй королевы Бесс и не питают особой любви ни к шотландцам, которых он привел к королевскому двору, ни к их шотландским манерам. Они время от времени приходят к выводу, что ему недостает подлинно королевского величия, которым обладали Тюдоры.

Яков лишь смеялся над ними. Возможно, внешность у него неподобающая для короля. Он знал, что его предшественник Генрих VIII был видным мужчиной, более шести футов роста, и людей бросало в дрожь, когда он хмурился. Яков был не высок и не низок, взъерошенная борода характеризовала его как нельзя точнее, глаза его были слишком навыкате, а речь – невнятной. К тому же, поскольку он не делал попыток избавиться от заметного акцепта и иногда срывался на шотландские выражения, англичане частенько изумлялись его высказываниям.

Сидел Яков с удовольствием – он не чувствовал себя свободно, когда ноги служили ему единственной опорой, потому что они в любой момент могли его подвести. Вероятно, это были последствия тугого пеленания в младенчестве – более того, Якову не позволяли ходить, пока ему не исполнилось пять лет, и временами он до сих пор ковылял нетвердой походкой, как двухлетний ребенок или пьяный.

Обладая философской натурой, Яков мирился со своими физическими недостатками, гордясь умственным превосходством над большинством современников. Титул «мудрейшего короля всего христианского мира» не присваивается просто так, и Яков считал, что, стоит ему напрячь свои умственные способности, он не уступит ни Нортгемптону, ни Саффолку, ни Ноттингему, ни вообще любому из своих министров.

Король почесал грязными пальцами плотный, украшенный драгоценными камнями камзол. Он не любил мыться и никогда не опускал руки в воду, хотя время от времени разрешал одному из своих слуг протирать их влажной тряпицей. Англичане жаловались на вшей, которые частенько их беспокоили, но Яков полагал, что уж лучше приютить на своем теле несколько мелких созданий, нежели подвергать себя пытке мытья.

– Во времена правления доброй королевы Бесс, – ворчали эти англичане, – дамы и господа искали при дворе почестей, а теперь ищут блох.

– Это более безобидное занятие, – говаривал им в ответ Яков.

Казалось бы, со времен Тюдоров двор измельчал. Но Яков не считал, что Тюдоры были такими уж снисходительными суверенами. Они требовали лести, которую он презирал, тотчас же понимая мотив, стоящий за ней, и ни на мгновение не обольщаясь мыслью, что он самый красивый мужчина на свете. Старой королеве приходилось заигрывать с министрами, когда она стала развалиной с почерневшими зубами. Было ли это мудро? Нет, Яков прекрасно знал, что он из себя представляет, и не просил лжи. Подданным не нужно было опасаться, что их головы отделят от тел за незначительный проступок. Его называли Соломоном, и он гордился этим, хотя не слишком жаловал шутки о том, что это имя дано ему, потому что он – сын Давида. Он был сыном графа Дарили и королевы Марии, и предполагать, будто его мать взяла себе в любовники Давида Риццио и Яков был плодом их любви, – чистая клевета!