Виктория Томпсон - Убийство на площади Астор

– А он был у врача? Что тот сказал?

Мать лишь беспомощно пожала плечами:

– Ты же знаешь, какие они, эти врачи. Я иной раз думаю, что они вообще ничего не знают и не понимают.

Сара вполне могла с ней согласиться. Она видела очень много родов, бездарно и небрежно принятых якобы опытными врачами. С другой стороны, она отлично помнила, как внимателен к пациентам и заботлив был ее собственный муж.

– Медицина – не точная наука. Мы не особо хорошо знаем и понимаем человеческое тело. Но большинство врачей – вполне компетентные специалисты, – заметила Сара.

Мать тут же отступила:

– Извини, я не хотела… Боже мой, надеюсь, я не вызвала у тебя никаких горьких воспоминаний!

– Не говори глупостей, мама. Так нам недолго и снова рассориться, если мы станем воображать, будто обидели друг друга упоминанием о былом. Нам нужно оставить все это позади, забыть о плохом и двигаться дальше.

– Да, конечно, – с чувством согласилась мать. – Это я просто… Я и не знаю, что еще тебе сказать. Ты, мне кажется, стала… совсем другой.

– Я и есть совсем другая. Я стала старше, и у меня теперь своя жизнь. Но я по-прежнему твоя дочь. И я не сожалею о прошлом. – Сара хотела верить, что это так и есть. – Не волнуйся насчет того, что меня обидела или задела. Ты ведь никогда раньше об этом не беспокоилась, – мягко напомнила она.

Мать сумела выдавить из себя слабую улыбку.

– Да, не беспокоилась, это так. Но я никогда не хотела тебя обидеть. Меня только заботило твое благополучие, Сара. Я по-прежнему считаю, что женщине не следует жить одной и… и заниматься делами, которыми занимаешься ты.

– Женщины принимают роды с начала времен, мама.

– Но не женщины твоего класса, Сара. Ты была рождена для иной, лучшей доли.

– Да-да, для визитов к соседям, посещения вечеринок, балов и чайных церемоний, а еще для командования слугами, – насмешливо заметила Сара.

И тут же поняла, что зашла слишком далеко. Лицо матери как будто смялось под воздействием презрительного замечания дочери.

– Ох, мама, прости, пожалуйста! – быстро проговорила она. – Я вовсе не собиралась с тобой ссориться. Я же приехала, чтобы помириться.

– Очень на это надеюсь. Когда Милли сообщила, что ты приехала, я не знала, что подумать. И чего ждать. Сара, чего мне следовало ожидать? Неужели ты намерена снова исчезнуть из моей жизни? Или теперь мы будем видеться чаще? Мне сказать твоему отцу, что ты приезжала? Ты придешь к нам на ужин на следующей неделе?

– Конечно, ты можешь сказать папе, что я приезжала, – ответила Сара с уверенностью, которой на самом деле вовсе не ощущала. Мысль о том, чтобы снова общаться с отцом после всех грубых и резких слов, которыми они обменялись при последней встрече, вызвала у Сары боль в желудке. – И, конечно, я буду теперь навещать вас почаще. И на ужин приду, с удовольствием. Боюсь только, что не могу заранее строить долгосрочные планы. Никогда ведь не знаешь, когда позовут, ведь дети не рождаются по какому-то графику. Но, возможно, я смогу как-нибудь заехать днем на чай.

Вот вам и причина для короткого визита, если что-то пойдет не так.

– Это будет просто отлично! – Сара почувствовала еще один укол совести, увидев на лице матери это выжидательное тоскливое выражение. – Я устрою так, чтобы отец был дома, если ты предупредишь заранее.

Сара ничего конкретно не стала обещать. Нужно подождать парочку дней, дабы убедиться, что у нее теперь достанет мужества вновь встретиться с отцом. Ходить по городу посреди ночи – ничто в сравнении с тем, чтобы снова подвергнуться гневным нападкам родителя. Неужели он по-прежнему злится на нее? Или годы и его сумели смягчить? Впрочем, Сара не могла представить, чтобы отца смягчили даже целые тысячелетия.

Женщины еще немного поговорили о людях, которых Сара знавала раньше: мать ввела ее в курс дела относительно их нынешних дел и занятий. Потом рассказала Саре о поездке в Париж, которую они с мистером Деккером недавно предприняли, о балах и вечеринках, которые посещали в последнее время. Сара вежливо слушала и задавала вопросы, понимая желание матери задержать дочь здесь как можно дольше. Вероятно, мать понимала двойственное отношение Сары к возвращению в родной дом и боялась ее отпустить. Сара позволила ей поболтать еще с часок, после чего наконец извинилась и ушла.

На улице за это время еще больше потеплело. Весна в этом году и впрямь выдалась ранняя. Сара даже пожалела, что так укуталась. Она прошла несколько кварталов до Шестой авеню, добралась до станции надземки, стараясь не слишком перетруждаться в такую жару, и наконец со вздохом облегчения зашла в тень крытой лестницы, ведущей вверх, на высоко поднятую над землей платформу.