Артур Конан Дойл - Знак четырех. Собака Баскервилей

– Верно! – воскликнул я. – Справедливо и то и другое. Но должен признаться, не понимаю, как вы об этом догадались. Сходить туда я решил неожиданно и никому об этом не говорил.

– Проще некуда, – отозвался Холмс, хмыкнув при виде моего удивления. – Все до нелепости ясно, и объяснение было бы излишним; впрочем, этот пример поможет провести границу между наблюдением и дедукцией. Наблюдение говорит, что на подошве ваших ботинок имеется красноватая глина. Как раз напротив почтовой конторы на Уигмор-стрит раскопали мостовую, выбросили наружу глину, и, если вы хотите попасть в контору, ее не миновать. Она имеет особый красноватый оттенок, который, насколько мне известно, по соседству нигде не встречается. Вот все, что касается наблюдения. Прочее – область дедукции.

– Но как с помощью дедукции вы узнали о телеграмме?

– Прежде всего, я знал, что писем вы не писали, поскольку все утро просидел напротив вас. Заметил также в открытом ящике вашего письменного стола несколько марок и пачку открыток. Стало быть, для чего вам отправляться на почту, как не для того, чтобы послать телеграмму? Устраните все прочие факторы, и то, что остается, должно быть истиной.

– В данном случае это действительно так, – ответил я, немного подумав. – Вы правы, дело более чем очевидно. Не сочтете ли вы меня назойливым, если я подвергну ваши теории более серьезному испытанию?

– Напротив, – ответил Холмс, – ваше предложение избавит меня от повторной дозы кокаина. Я с удовольствием рассмотрю любую задачу, которую вы мне предложите.

– Вы как-то заметили: редко бывает так, чтобы человек, который ежедневно пользуется каким-то предметом, не оставил на нем отпечаток своей личности – отпечаток настолько явный, что опытный наблюдатель сумеет извлечь из него выводы. Вот часы, которые недавно перешли в мою собственность. Не будете ли вы так добры высказать свое мнение о характере и привычках их прошлого обладателя?

Я передал Холмсу часы, внутренне посмеиваясь, поскольку мне казалось, что это испытание обречено на провал; я надеялся также проучить своего компаньона за назидательный тон, который он иногда себе позволял. Холмс взвесил часы на руке, пристально вгляделся в циферблат, открыл заднюю крышку, исследовал механизм сначала простым глазом, а затем с помощью сильной лупы. Я с трудом сдерживал улыбку, глядя на его удрученное лицо, когда он в конце концов захлопнул заднюю крышку часов и вернул их мне.

– Извлечь отсюда можно немногое. Часы недавно побывали у мастера в чистке, так что самых существенных деталей я лишен.

– Вы правы, – ответил я. – Прежде чем часы прислали мне, они побывали в чистке.

Втайне я обвинил Холмса в том, что он выставил самое неуклюжее и беспомощное оправдание своего провала. Что могли бы подсказать ему часы, не побывавшие в чистке?

– При всей скудости мои наблюдения все же оказались не совсем бесплодными, – заметил Холмс, глядя в потолок задумчиво-тусклыми глазами. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но я полагаю, что часы принадлежали вашему старшему брату, который унаследовал их от вашего отца.

– Вы, вне сомнения, определили это по инициалам «Г. В.» на задней крышке.

– Совершенно верно. Буква «В» обозначает вашу фамилию. Часам около полувека, инициалы выгравированы примерно тогда же – то есть заказчик принадлежал к поколению наших отцов. Драгоценности обычно переходят к старшему сыну, и, по всей вероятности, он носит то же имя, что и отец. Ваш отец, если я правильно помню, давно умер. Следовательно, часы перешли к вашему старшему брату.

– Да, пока все так, – подтвердил я. – Что-нибудь еще?

– Ваш брат был неряшлив, распущен и легкомыслен. Перспективы перед ним открывались неплохие, однако он упустил все шансы, жил в бедности, хотя изредка и преуспевал, наконец пристрастился к спиртному и умер. Вот все, что я мог выяснить.

Я вскочил с кресла и, прихрамывая, прошелся по комнате в крайнем расстройстве.

– Это недостойно вас, Холмс! Не могу поверить, что вы опустились до такого. Вы навели справки об истории моего несчастного брата и притворились, будто добыли эти сведения столь фантастическим образом. Я что, должен поверить, будто вы узнали обо всем этом, взглянув на его старые часы? Это жестоко с вашей стороны и, говоря откровенно, отдает шарлатанством.

– Дорогой доктор, – мягко отозвался Холмс, – прошу вас, примите мои извинения. Я рассматривал задачу абстрактно и совершенно забыл, как болезненны для вас эти воспоминания. Поверьте, я даже не подозревал о существовании вашего брата, пока вы не вручили мне эти часы.