Гилберт Честертон - Конец Пендрагонов

– Боюсь, больше вы ничего не сможете сделать, – сдавленным голосом произнес Браун. – Теперь его уносит к тем самым скалам, куда он отправил многих других. Он сумел найти применение фамильному преданию.

– Оставьте ваши притчи, – нетерпеливо сказал Фламбо. – Неужели нельзя объяснить простыми словами?

– Да, – ответил Браун, следя за шлангом. – «Смотришь в оба – будешь дома, раз моргнет – ко дну пойдет».

Угасающее пламя шипело и огрызалось, как затравленный зверь, но становилось все более тусклым под потоками воды из шланга и ведер. Отец Браун не сводил с него глаз, продолжая говорить:

– Если бы уже рассвело, я бы попросил эту юную даму навести телескоп на речное устье. Тогда она смогла бы увидеть нечто интересное для нее: силуэт корабля или самого Уолтера Пендрагона, возвращающегося домой… а может быть, даже фигуру «получеловека», потому что, хотя теперь ему ничто не угрожает, он вполне может добраться до берега вброд. Он был на волосок от очередного кораблекрушения и не смог бы избежать гибели, если бы у девушки не хватило ума усомниться в искренности старого Адмирала и приехать сюда, чтобы присматривать за ним. Но довольно об Адмирале; он получил по заслугам. Достаточно сказать, что каждый раз, когда эта башня, пропитанная смолой и варом, была объята пламенем, огонь на горизонте всегда выглядел как один из береговых маяков.

– Так погибли его отец и брат, – сказал Фламбо. – Негодный дядюшка из семейной легенды едва не заполучил свое поместье!

Отец Браун не ответил; в сущности, он не произнес ни слова, не считая обычных вежливых замечаний, пока они все не собрались вокруг коробки сигар в каюте яхты. Убедившись, что огонь полностью потушен, он отказался задержаться на острове, хотя и слышал, как молодой Пендрагон в сопровождении восторженной толпы поднимается по речному берегу. Он мог бы (если бы питал склонность к романтическим сантиментам) дождаться совместной благодарности от мужчины с корабля и девушки из челнока. Но усталость снова навалилась на него, и он лишь однажды встрепенулся, когда Фламбо обратил внимание, что сигарный пепел упал ему на брюки.

– Это не сигарный пепел, – устало сказал он. – Это от огня, но вы даже не подумали, потому что оба курите сигары. Именно так у меня возникло первое слабое подозрение насчет карты.

– Вы имеете в виду карту Педрагона с тихоокеанскими островами, которые он посещал? – спросил Фэншоу.

– Вам показалось, что это карта тихоокеанских островов, – ответил Браун. – Положите перо рядом с окаменелостью и кусочком коралла, и все подумают, что это образцы из коллекции натуралиста. Положите то же самое перо рядом с ленточкой и искусственным цветком, и все подумают, что это украшение для дамской шляпки. Положите такое же перо рядом с книгой, бутылочкой чернил и стопкой писчей бумаги, и большинство людей поклянутся, что видели старинную перьевую ручку. Вы видели карту, висевшую среди тропических птиц и раковин, и решили, что это карта Тихого океана. На самом деле это карта реки, по которой мы плывем.

– Откуда вы знаете? – просил Фэншоу.

– Я видел скалу, которая, по-вашему, была похожа на дракона, и другую, похожую на Мерлина, и еще…

– Похоже, вы многое успели разглядеть, пока мы плыли сюда! – воскликнул Фэншоу. – А мы-то думали, что вы были погружены в свои мысли.

– У меня была морская болезнь, и я ужасно себя чувствовал, – просто ответил отец Браун. – Но ужасное самочувствие не имеет ничего общего со слепотой.

С этими словами он закрыл глаза.

– Вы думаете, многие смогли бы заметить то, что удалось вам? – осведомился Фламбо.

Он не дождался ответа. Отец Браун уже заснул.