Рейчел Кейн - Тёмный ручей

– Продолжай снимать, – говорит Мэлвин оператору, и – о господи! – это голос того человека, за которого я когда-то вышла замуж. Человека, который клялся любить, помогать и защищать. – Я только начал.

Чувствую, как уплываю прочь. Это не обморок; я знаю, что не могу выставить себя уязвимой. Но ощущаю, как мой разум покидает тело и парит, точно воздушный шарик, привязанный лишь тонкой нитью к этому тяжелому, трясущемуся мешку плоти. С этого расстояния, глядя вниз, я не чувствую ни ужаса, ни тошноты. Я не смотрю. Я верю в то, что где-то мои дети по-прежнему живы и в безопасности. Что где-то есть Сэм, с которым все в порядке.

Где-то люди по-прежнему живут при ясном свете.

Но здесь, в темноте, только я стою между Мэлвином и людьми, которых люблю. И должна стоять и дальше.

Открываю глаза. Я все еще нахожусь в этом прогнившем, умирающем доме, и Мэлвин Ройял поворачивается ко мне. Его окровавленное лицо выглядит спокойным, если не считать голодной улыбки.

– Джина, – говорит он. – Займи свое место. Давай приступим…

Я бросаюсь вперед и вонзаю острый обломок дерева ему в глаз.

Щепка входит глубоко, разрывая нежные ткани, и я чувствую, как теплая жидкость струится на мои пальцы. Это всё, что у меня есть. Всё, что я могу сделать. И я знаю, что этого недостаточно. Внутри меня наступает тишина.

Почти мирная.

Щепка ломается у меня в руке, когда Мэлвин кричит и отшатывается прочь. Он жив. Ослеплен на один глаз, охвачен болью, но жив.

Он выдирает деревяшку из своего пронзенного глаза и ревет от ярости.

Тишина внутри меня распадается, и на ее место врывается страх, черно-серебристый и холодный, как ледяной дождь, и я понимаю, что у меня считаные секунды на то, чтобы спастись.

Я уже мчусь вперед. Мне кажется, что я двигаюсь точно в замедленной съемке, каждое движение кристально отчетливо и слишком медленно, и что-то внутри меня кричит: «Быстрее, быстрее, ради бога, беги!»

Проскакиваю мимо Мэлвина, прежде чем тот успевает осознать, что я убегаю. Но он отстает от меня лишь на шаг или два, выкрикивая мое прежнее имя, мертвое имя, и я знаю, что, если он до меня дотянется, это не будет тщательно просчитанная пытка, которую передадут в эфир, чтобы пополнить сейфы «Авессалома»; это будет яростная, кровавая бойня – так он убивал Энни. Он разорвет меня на части.

Вижу, что оператор выходит из комнаты следом за нами; он несет с собой видеокамеру и снимает, как я бегу к лестнице. Слышу рев Мэлвина – он звучит так, как будто позади меня разверзается ад.

Отвертка, которой Мэлвин убил Энни, валяется в коридоре, отброшенная туда в какой-то момент, и я, не сбавляя скорости, наклоняюсь и поднимаю ее. Кто-то бежит вверх по лестнице, незнакомое лицо, но в руках у него пистолет.

Мне нужен этот пистолет.

Я больше не чувствую боли в запястье, вообще не чувствую боли. Мне кажется, что я свечусь от переполняющей меня энергии, словно нить накаливания. Сокращаю дистанцию быстрее, чем мне казалось возможным, и вонзаю отвертку в шею охраннику. Тот роняет пистолет, отшатывается назад и, кувыркаясь, скатывается вниз по лестнице. Я бросаюсь на пол за оружием, перекатываюсь на спину и еще в движении вижу, как Мэлвин делает последний шаг ко мне. Его правая ладонь прижата к окровавленному, выбитому глазу, но он видит пистолет как раз вовремя, чтобы в момент выстрела уклониться в сторону.

Несмотря на адреналин, от отдачи мою руку пронзает очередная вспышка боли, и я кричу от этой боли и от ярости. Мой первый выстрел минует голову Мэлвина всего на дюйм. Я стреляю снова. Мэлвин, пригнувшись, ныряет в комнату, где намеревался убить меня. У него там есть оружие. Может быть, даже пистолет. Я уже не могу остановиться. Даже если кисть моей руки оторвется совсем, я должна держать пистолет и стрелять, и боль не имеет никакого значения.

Посылаю еще несколько пуль в стену, методично смещая прицел. Я не знаю, где Мэлвин. Мое сердце неистово бьется в груди, словно умирающая птица, но мозг работает медленно. Спокойно, почти безмятежно. Пистолет в моей руке – полуавтоматический, так что в нем минимум семь патронов. Я выстрелила четыре раза.

Оператор все еще стоит в коридоре. Может быть, действительно не понимает, что он не просто участник съемочной бригады, что он – соучастник всех этих ужасов. А может быть, считает камеру магическим щитом…

Я стреляю в него, и он падает. Пять .

Ковыляю вперед. Ноги у меня слабеют и дрожат, но я каким-то образом все еще стою прямо. Шатаясь точно пьяная, обхожу дыру в полу, переступаю через мертвого видеооператора и молюсь, чтобы в пистолете оставалась хоть одна пуля, чтобы я могла всадить ее в голову Мэлвину.