Йенс Лапидус - Стокгольмское дело

Картинки перед глазами: темная камера, сдавившая шею петля и почему-то окровавленное лицо Фредрика О. Юханссона.

– Вы забыли сумку, – полицеймейстер протянул ему кожаный баул Маркуса и подмигнул. – Новичкам здесь всегда не по себе. Запертые двери, клаустрофобичные лифты…

И ночные убийцы, мысленно добавил Тедди.

– Пожалуй… – согласился он. – Немного не по себе. Спасибо в любом случае.

Тедди подошел к центральному посту, где сидел последний охранник. Тоже за стеклянной перегородкой. Под стеклом выдвинулся ящик, и Тедди положил туда бейджик.

Расслабиться. Ничего странного в его поведении нет. Маркус – совсем зеленый адвокат, с уголовными делами работает самое большее полгода. Значит, все нормально – его никто здесь толком не знает. А может, он вообще никогда не был в крунубергском изоляторе.

Тедди вспомнил день, когда он вышел на свободу после восьмилетней отсидки. За ним приехал Деян на доживающем последние дни BMW . Двигатель ревел, будто на неисправном тракторе, дым из выхлопной трубы валил к небу, как от костра в вальпургиеву ночь. Лак-металлик давно потерял блеск, восемнадцатидюймовые диски заржавели, а боковое зеркало заклеено тейпом. Тедди еще поинтересовался, доедет ли эта развалина до дома или у нее начнут отваливаться одно за другим колеса. Или заглохнет двигатель, и они останутся сидеть на пятнадцатиградусном морозе в быстро остывающем салоне.

Он каждую секунду оборачивался, смотрел, как постепенно увеличивается расстояние между ним и тюрьмой. Считал дистанцию в деревьях: одно дерево… пятнадцать… тридцать пять.

Охранник молча выдвинул ящик. Там лежали права на имя Маркуса Энгваля. Тедди взял их. Зажал в руке и опять еле удержался, чтобы не побежать.

Он подошел к двери и оглянулся на дежурного.

Дверь издала протяжный стон. Он толкнул ее обеими руками – она показалась ему легкой, почти бумажной, – и вышел на Бергсгатан.

С противоположной стороне улицы ему посигналил «порше панорамера»: ставший в последние годы супермодным матовый черный лак и непропорционально огромные диски. Тоже черные.

Водительское окно опустилось. За рулем сидел Деян и улыбался во весь рот.

– Добро пожаловать, my friend !

Рядом с ним: Эмили.

Никола и Роксана встретились все в той же «Пальмовой долине». Хозяйка, тайка средних лет, назвала Роксану дочкой и отказалась взять с них деньги.

– У нас здесь была фабрика в подвале, – сказала Роксана и, как зритель на гладиаторских боях, показала большим пальцем вниз.

Почему она даже не улыбнулась? Это же что-то! Круче не придумаешь – варят в подвале зелье, как какой-нибудь Эль Чапо Гусман!

Она заработала на своем фестивале кучу денег.

Конечно, страшный удар – в одну секунду остаться без единой кроны и с кучей долгов, которые не из чего платить.

Они поели и поехали к ней домой. Квартира выглядела так, будто хозяева собираются съезжать.

– Нет, – сказала Роксана, – я никуда не переезжаю. Зет перебрался к своим родителям в четахейти .

– Четахейти? Что значит – четахейти?

– Так говорят… к черту на кулички, одним словом. Мне все равно.

– То есть он спустил за тобой воду?

Роксана остановилась и застыла. Стала похожа на манекен.

– У нас никогда ничего не было. Я думала, ты сам понял. Все-таки три дня с нами тусовался.

Может, понял, а может, и не понял. Но одно он знал твердо: Рокси ему очень нравится. Еще когда они стояли около клуба в то злосчастное утро и держали друг друга за руки, его как током ударило.

Только этого не хватало, подумал он тогда. Влюбился на ровном месте, и в самый неподходящий момент.

Но он знал и другое: ключевое правило остается в силе. Не раскрывай карты первым – проиграешь. Простой принцип, но он считал его очень важным. Мало ли что… у нее есть парень. Зет.

Но теперь условия игры поменялись. Она сказала, ясно и недвусмысленно: у нее с Зетом никогда ничего не было. А теперь, когда тот сбежал, – наверняка и не будет. И если он не воспользуется этим шансом – будет жалеть всю жизнь. Он уже столько потерял… и вдруг появилась возможность выиграть.

Он медленно наклонился к ней… и зажмурил глаза, замирая от страха получить пощечину или, еще хуже, услышать ядовитый смех.

Но нет.

Роксана подалась к нему.

И он забыл обо всем. Даже о Шамоне.

Его захлестнуло никогда раньше не испытанное чувство гармонии мира.

Никола повернулся в постели.

Следующее утро. Простыни смяты и сбиты к краю кровати: результат ночной активности.