Йенс Лапидус - Стокгольмское дело

Рядом мужчина средних лет тренировал ситапы. В свитере и шерстяной шапочке, будто собрался на лыжную прогулку. Йоссан в другом конце зала работала на гребном симуляторе – мощно и ритмично.

Эмили надела самые просторные тренировочные шмотки, какие только могла найти в Сети, – пакет принесли на следующий же день.

Вчера позвонила Аннели – ее дожидается Адам Тагрин.

Эмили схватила такси и помчалась в контору.

Адам выглядел как гибрид психически больного и привидения. Эмили порылась в памяти и не припомнила: видела ли она когда-нибудь человека в таком отчаянии.

Понять можно. Эмили даже удивилась, как он нашел в себе силы приехать.

– Садитесь.

Три месяца назад он был здесь с Катей.

Адам сунул руки между коленей – пытался унять дрожь.

– Очень сожалею, – сказала она тихо. – Все это так ужасно… Представляю, через какой кошмар вы прошли.

Адам покачивался вперед-назад, как будто читал еврейскую молитву.

– Знаете, как Катя говорила? – сказал он не сразу.

Эмили ждала продолжения.

– Она говорила, что человек может совершить всего две ошибки: первая – пуститься в путь, и вторая: если уж пустился, не пройти его до конца. – Он перестал качаться и выпрямился. – Катя всегда хотела, как лучше. Как правильно. Но она… как бы вам сказать… подранок. Ее жизнь была разбита. И она не могла заставить себя кому-то поверить. У нее не было такого опыта. А Оливер…

Эмили вдруг почувствовала невыносимую тяжесть: ее словно придавило к стулу.

– А Оливер верил только одному человеку на земле. Мне. А я ему изменил.

Он закрыл лицо руками и долго сидел, согнувшись.

Эмили не знала, чем его утешить. Мало того: она не знала, можно ли вообще его утешить.

Он вдруг встал и заговорил. Эмили удивилась, как изменился его голос. Это было уже не бесцветное бормотанье убитого горем человека. Он говорил с плохо скрытой яростью.

– Есть еще одно, что я не рассказывал полицейским. Я им не верю.

– Почему?

– Я знаю, что вы занимались этой историей и раньше. Катя верила вам… может быть, вы первый человек, кому она поверила за всю свою короткую жизнь. А раз она верила, то и я…

– Катя была моим клиентом.

– Да… я не ваш клиент. Но я вам расскажу, почему Катя отказалась от продолжения допросов. Расскажу, почему мы решили сбежать. Вечером накануне второго допроса к нам пришел какой-то человек. Меня не было. Катя рассказала. Средних лет. Попросил зайти, но она не открыла. Оставила дверь на цепочке. И он пригрозил: если она не прекратит распространять лживые слухи, пусть пеняет на себя.

– Она знала этого человека?

– Нет.

– И именно после этого вы решили исчезнуть?

– Да… или не совсем. Это была последняя капля.

– Почему она не сообщила полиции?

– Не решилась.

– Понимаю… но она и мне ничего не сказала.

– Не совсем… то есть нет, не сказала, но хотела сказать. Попросила сообщить вам, что мы уезжаем. А потом… потом оказалось слишком поздно… – голос Адама опять погас. – Мы готовились всю ночь. Говорили, обсуждали детали… А Оливер все слышал.

Фитнес-зал и в самом деле придает человеку энергию. Но, должно быть, только если у тебя стабильная психика. Мужчина в лыжной шапочке выглядел совершенно умиротворенным. Все замечательно. Тренировочные приспособления – точно вчера с завода, хотя их поливают п о том по несколько смен ежедневно.

Эмили рассчитывала, что после тренировки пойдет домой вместе с Йоссан. Ей не хотелось одной появляться на улице. Страхи… полный идиотизм: человек боится жить в собственной квартире.

И тем не менее это так.

Вообще-то она очень любила свою квартирку на Рёрстрандсгатан. Крошечная, так называемая полуторка, но стоила целое состояние. Престижный район. Семьдесят семь тысяч крон квадратный метр. И это несколько лет тому назад, сейчас наверняка дороже.

Родители спрашивали – не сошла ли она с ума? Их прекрасная вилла на сто шестьдесят квадратных метров с гаражом, с тепловым насосом и видом на Веттерн на порядок дешевле.

И что? За последние два-три года цены в Стокгольме поднялись процентов на сорок, и если бы она решила продать свою квартирку, заработала бы по меньшей мере миллион.

Но что есть, то есть: она закредитована по уши. И даже если бы она выплачивала десять тысяч в месяц, что при нынешних доходах от ее фирмы ей определенно не под силу, избавиться от долга удастся через четверть века, не раньше. Слава богу, рента ничтожная, но все упорнее ходят слухи, что ренту повысят: так называемый эффект Трампа. Мало того что старик Трамп не совсем психически здоров, он еще и ставит под угрозу ее материальное благополучие. Если у самого президента США психика под большим сомнением, то что говорить о жилищном рынке в Стокгольме!