Джейсон Арнопп - Последние дни Джека Спаркса

Я никогда не видел ничего подобного даже в пору внедрения в дичайше непредсказуемый мир уличных банд. Царит такой неподдельный хаос, что моя теория «Шоу Трумана» начинает пошатываться.

Ненадолго.

Мы находимся у черта на рогах, и «Скорая» добирается до нас только через полчаса.

Пока мы ждем, Бородач и Безбородый в силу своей компетенции пытаются привести Ди Стефано в порядок. Они сдвинули две лавки, превратив их в некое подобие койки, и уложили на них Ди Стефано. Раскачиваясь из стороны в сторону, он кряхтит и бормочет молитвы на итальянском. Служки режут и рвут рясу вокруг раны, обнажая ржавый шестидюймовый гвоздь, впившийся в тощую бледную ногу священника. Я наклоняюсь к нему поближе, насколько позволяют приличия. Гвоздь выглядит самым что ни на есть настоящим. Никаких тебе накладок на липучках.

Любопытно. Получается, Ди Стефано готов пойти на все, лишь бы убедить меня, этакого фому неверующего, в реальности сатаны, даже если для этого придется воткнуть себе в ногу гвоздь. Или просто они с Корви вовсе ни в каком и не в сговоре? Тогда, выходит, Ди Стефано проворачивал свою обычную театральную программу перед жрущим железо подростком, и колеса кармического правосудия подмяли его под себя.

Я изучаю рвотную массу на полу. Прелестно. Вот валяется еще гвоздь, идентичный тому, что торчит из ноги Ди Стефано, и вот еще один невнятный покореженный обломок металла. Я наклоняюсь, чтобы поднять гвоздь, но Безбородый одергивает меня лаем, который, как выяснится позже, означает: «Ничего не трогай». Переводчика Тони, к счастью, поблизости нет, так что я с невинным видом продолжаю перекатывать гвоздь в пальцах. Он действительно сделан из тяжелого металла.

– Положите на место! – командует Бородач. – Это теперь дело полиции.

– Нет-нет, – цедит сквозь зубы Ди Стефано. – Я не стану писать заявление на ребенка, который не ведает, что творит.

Подозреваю, старик уже жалеет, что пустил журналиста на сеанс. Надо думать, он рассчитывал, что экзорцизм пройдет без подобных загвоздок. Какая удача, что я вписал неправильное имя в документ, гарантирующий Ди Стефано право контрольного экземпляра. Для тех, кто не в теме: контрольный экземпляр – это когда интервьюируемый имеет право прочесть финальный вариант текста и внести свои коррективы, другими словами, потребовать удалить неугодные ему фрагменты. Это являние ворвалось в журналистику лет десять-двадцать назад, когда один бесхребетный писака прогнулся под большой звездой и наделил ее подобной властью. С тех пор эта история в нашей профессии как бельмо на глазу, заодно со всякими другими ограничениями вроде присутствия пресс-секретарей на интервью или заранее одобренных вопросов. А вы еще спрашиваете, почему я перешел на литературу…

Спектакль окончен, и Мария приняла свой прежний вид. Желтизна сошла с белков ее глаз, и шея снова кажется нормальной длины, вот только лицо остается пунцовым, и сломанный кровоточащий ноготь выглядит болезненно. Они с матерью сидят в сторонке, и девочка с диковатым испуганным видом расспрашивает мать на беглом итальянском. Мадделена, с трудом сдерживая слезы, пытается отвечать на вопросы дочери, параллельно вытирая носовым платком кровь с губ Марии.

Поймав на себе обжигающий пристальный взгляд Мадделены, я пытаюсь объяснить, что смеялся не над ее дочерью, а над самой ситуацией. Без Тони некому помочь мне справиться с этой задачей, и одних моих интонаций оказывается недостаточно. На вопрос, что она намерена предпринять дальше, Мадделена выдавливает несколько слов на английском:

– Не знаю. Может, к доктору…

Я соглашаюсь:

– Это правильно. Надо испробовать все варианты.

Я не хочу говорить очевидного, поэтому не добавляю: «Тем более что тут вашу дочь как бы рвет кровью и железом».

– Синьор, – подзывает меня Ди Стефано.

Я иду на поиски Тони и нахожу этого лентяя на улице. Он стоит на лужайке и таращится на отвесный утес за церковной стеной, выдувая ноздрями сигаретный дым. Я рассказываю это не просто так: Тони буквально подпрыгивает , завидев меня. Он так выбит из колеи моим появлением, что машинально тянется к крестику, который болтается у него на шее. До чего все-таки сильный эффект такие штуки, как экзорцизм, производят на верующих людей. Тони стряхивает оцепенение и возвращается со мной в церковь, отбросив сигарету прочь.

Двое из ларца как смогли приостановили кровотечение священника, но Ди Стефано успел стать белее мела. Служки что-то нашептывают ему на ухо по-итальянски, вероятно, просят не обращать внимания на глупого журналюгу и поберечь силы. Но вопрос, не дающий Ди Стефано покоя, не терпит отлагательства: