В полицейском участке помню высоко висевшую лампу, свет которой выхватывает из мрака бьющиеся об оконное стекло, словно мотыльки, и умирающие на нем снежные хлопья; огромный угольный камин в маленьком кабинете, пропахшем полиролью и кофе; сержанта, огромного, невозмутимого, записывающего подробности; тяжелые непромокаемые плащи полицейских, покидающих участок, чтобы отправиться на поиски. Я хорошо продумал, что буду говорить.
– Мистер Майклмасс велел Сондерсу остановиться, и мы вышли из машины. Он сказал: «Зов природы». Мы с Сондерсом двинулись налево, к большой скале, а мистер Майклмасс – вперед. Было так темно, что вскоре он исчез из виду. Мы ждали его минут пять, но он не возвращался. Потом я вынул фонарик, мы стали осматривать все вокруг и увидели его следы, ведущие к краю скалы. Их быстро заносило снегом. Мы еще потоптались там, звали мистера Майклмасса, но он так и не появился. Тогда мы поняли, что случилось.
– Вы что-нибудь слышали? – спросил сержант.
Меня так и подмывало ответить: «Мне кажется, я слышал вскрик, но это могла быть птица», однако я подавил искушение. К тому же я не знал, летают ли чайки в темноте. История должна быть простой, и ее следует неукоснительно держаться. Не одного преступника отправил я на пожизненное заключение из-за того, что они игнорировали это правило.
Сержант сказал, что организует поиски, однако шансов в такую ночь отыскать след мистера Майклмасса почти нет. Нужно дождаться рассвета. И добавил:
– А если он упал там, где я предполагаю, на то, чтобы найти тело, уйдет несколько недель.
Сержант записал адрес моей бабушки и школы и отпустил нас.
Остаток пути до поместья я помню плохо – вероятно, память о нем затмили события следующего утра. Сондерс завтракал со слугами, а я с бабушкой в столовой. Мы не успели покончить с тостами и джемом, когда горничная объявила, что прибыл главный констебль полковник Невилл. Бабушка распорядилась проводить его в библиотеку и вышла. Через четверть часа позвали меня.
И вот дальше память моя работает четко и ясно, я помню каждое слово так, словно оно было сказано вчера. Бабушка сидела в кожаном кресле с высокой спинкой перед камином. Его разожгли совсем недавно, и меня поразил холод в комнате. Поленья только начинали потрескивать, и угли пока не разгорелись. Середину библиотеки занимал большой письменный стол, за которым прежде работал мой дед. Сейчас за ним сидел главный констебль, а перед ним, вытянувшись в струнку, как солдат, вызванный к командиру, стоял Сондерс. На столе, прямо перед полковником лежал красный йо-йо.
Когда я вошел, Сондерс быстро обернулся и бросил на меня взгляд. Наши глаза встретились не более чем на три секунды, но в них я уловил смесь страха и мольбы. Впоследствии я много раз наблюдал такой взгляд у подсудимых, ждавших моего приговора, и никогда не мог выдержать его хладнокровно. Сондерсу не было нужды беспокоиться, я уже достаточно вкусил удовольствия от ощущения собственной важности как человека, принимающего решения, и испытал высшее наслаждение держать все под своим контролем, чтобы выдать Сондерса сейчас или когда-либо вообще. Да и как я мог его выдать? Разве не был я теперь его сообщником по преступлению?
Выражение лица полковника Невилла было напряженным. Он сказал:
– Я хочу, чтобы ты внимательно выслушал мои вопросы и ответил на них совершенно честно.
– Чарлкорты не лгут, – заявила бабушка.
– Это я знаю, знаю. – Полковник не сводил с меня взгляда. – Ты узнаешь эту игрушку?
– Думаю, да, сэр, если она та самая.
Бабушка снова вмешалась:
– Она была найдена на краю скалы, с которой упал мистер Майклмасс. Сондерс говорит, что игрушка не его. Она твоя?
Разумеется, ей не следовало вмешиваться, и тогда я не понимал, почему главный констебль позволил ей присутствовать при допросе. Лишь позднее сообразил, что у него не было выхода. Даже в те, менее «детоцентричные» времена, несовершеннолетнего не разрешалось допрашивать в отсутствие взрослых, несущих за него ответственность. Недовольство вмешательством бабушки так быстро промелькнуло по лицу констебля, что я едва заметил его. Однако и не упустил. Я был бдителен, чрезвычайно бдителен по отношению к каждому нюансу и жесту. И я ответил:
– Сондерс говорит правду, сэр. Это не его игрушка. Она моя. Он дал мне ее, когда мы ждали мистера Майклмасса, чтобы ехать к бабушке.
– Дал тебе? Зачем он это сделал? – Голос бабушки прозвучал резко. Я обернулся к ней.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу