Никлас Натт-о-Даг - 1793. История одного убийства

– А ты, значит, спереди? Угадал?

– Кардель как по книге читает. Поменялись бы – и мы и пассажир в канаве. Вот, значит, и сидим. Ждем у моря погоды. Мастер велел идти по домам и приходить завтра с утра пораньше, но мы побоялись оставить носилки без охраны. Дорогая штука. Тем более он намекнул: дескать, мы в последнее время не больно-то бойко работаем, а если кто придет и начнет расспрашивать про зеленый портшез, то нам и вовсе плохо придется. Если, конечно, сами на месте не решим задачу, Кардель думаю, понимает. И вот мы здесь: ты, я и Монс.

Он развязал веревку, вернее, поводок, привязанный к ошейнику Монса. Покрутил шеей, разминая одеревеневшие мышцы, и двинулся к Карделю, подняв пудовые кулаки. Годы беготни с тяжеленными носилками даром не прошли.

– Не стоило приходить вынюхивать, здесь тебе и конец. Иди-ка сюда, потанцуем. Поглядим, что ты можешь предложить.

Кардель отступил влево, чтобы видеть противника и не терять из виду Монса. Слабоумный гигант каким-то образом почувствовал изменения в настроении и начал прыгать на месте, выкрикивая непонятные слова. Его огромный мужской орган на глазах набух и теперь выпирал под штаниной, будто туда засунули всю руку. Увернувшись от атаки, Кардель нанес удар. Деревянный кулак въехал в правый бок Йонса Кулинга и заставил согнуться пополам. Гримаса удивления сменилась смехом, когда Йонс пощупал рукой под рубахой и увидел кровь.

– Черт бы тебя подрал, Кардель! Бок горит, как дно у чайника. Вот это кулачище!

– Обычная деревяшка, ничего особенного.

– Ай-яй-яй, Кардель… ты дерешься нечестно. Уж если махать кулаками, то по справедливости. Монс!

Гигант словно ждал команды. Он сорвался с места, бросился на Карделя и застал его врасплох. Микель не успел увернуться и упал под тяжестью огромного тела. Монс оседлал его и начал молотить кулаками. Хрустнул нос, лопнула бровь, кровь залила лицо. Подскочил Йонс и начал срывать удерживающие протез ремни. Деревянная рука выскользнула из рукава. Теперь он беззащитен. Кое-как уворачиваясь от ударов, он увидел, как Йонс нагнулся и прошептал что-то в ухо брату. Тот, как по команде, остановился.

– Хватит, хватит… хватит, малыш. Пусть господин Кардель поднимется и покажет, на что он способен без дубинки в запасе.

Кардель выплюнул кровь, проморгался и увидел, что Йонс Кулинг стоит над ним и издевательски ухмыляется. Отшвырнул протез к стене дома и плюнул на Карделя. Его брат возбужденно выкрикивал что-то нечленораздельное и облизывал окровавленные кулаки.

Высоко в ночном небе созвездия пустились в медленный хоровод. Кардель увидел, как пузырится кровь на губах Юхана Йельма, услышал хриплый монотонный голос Сесила Винге и глухую канонаду вдали, увидел жуткую беззубую улыбку на полуразложившихся губах Карла Юхана, колеблющееся пламя фонаря…

Он почувствовал, как наливается ненавистью и яростью его отрезанная рука, как дергает ее непонятная и требовательная боль.

Он встал.

– Ну что ж, сучье дерьмо, посмотрим…

Кондитерская Густава Адольфа Сундберга переехала на Железную площадь совсем недавно, но уже получила название «Малая Биржа». Сюда любили заходить буржуа с Корабельной набережной. Кое-кто пьет горячий шоколад из графинов, но большинство, как и Сесил Винге, предпочитают горький арабский кофе. Чашка за чашкой, тем более ходят слухи, что власти собираются вовсе запретить напиток. Кофе, считают власти, благоприятствует вольнодумству, фрондерству и наводит на мысли о терроре.

Но пока запрета не последовало, и сплетни цветут пышным цветом. Странное поведение пятнадцатилетнего принца Густава, потом у всех на слуху герцог Карл, по уши влюбившийся во фрейлину двора девицу Руденшёльд, а ее сердце между тем отдано предателю Армфельдту. Литератор Тумас Турильд, говорят, провозгласил в Любеке, что изгнание принесло ему бессмертие, которое могло бы осенить его и раньше, но язык его не имел необходимой свободы, потому что был занят вылизыванием государственно важной дырочки между ягодиц барона Ройтерхольма.

Винге постановил дожидаться Карделя не более часа. Но прошло уже полтора, его карманные часы показывали половину одиннадцатого, а Карделя все не было.

Винге прошел по кишащей уличными торговцами Вестерлонггатан до Гусиного переулка. Сапожник на углу усердно прилаживал новые подметки к кавалерийским сапогам.

– Этот безрукий пальт? Как же, как же…Снимает каморку у вдовы Пильман.