Никлас Натт-о-Даг - 1793. История одного убийства

Благодарность не знает границ. Бедняга заказывает кувшин рейнского и поднимает тост за тостом – все до одного за своего спасителя. Ну что ж… Кардель со своей стороны решает, что баталия исчерпана и ничего дурного не предвидится, – свидетели слишком напуганы варварской расправой одного инвалида с пятью здоровенными матросами. Наверняка до закрытия все будет спокойно. От места побоища к дубовой бочке, исполняющей роль стола, тянутся темные пятна свернувшейся крови.

Драка – пожалуй, единственное, что дает ему ощущение полноты жизни. Пока еще он сам хозяин своей судьбы. Он даже ищет повода, чтобы подраться, – победа, конечно, приносит утешение, но недолгое. С годами все меньше и меньше. Он уже слишком стар для драк. Истинное утешение – вино.

Спасенный называет свое имя: Исак Райнхольд Блум.

– Я поэт… скальд. К вашим услугам… – Блум заметил, что Кардель недоуменно поднял бровь и торопливо добавил: – Герой! Против пяти – один, отнюдь не струсил он и братьев победил, их кровью окроплен! – почти не задумываясь, произнес Блум и торжествующе глянул на Карделя.

– Положим, не такие уж они мне братья. И вы зарабатываете этим на жизнь?

Блум скривил рот, набил белую глиняную трубку и прикурил от свечи.

– Проклятие поэтов: все воображают себя критиками… Но нет, конечно. Стихами не заработаешь. По будням сижу в доме Индебету. В Министерстве полиции. Секретарь. Давно уже, с января месяца.

«Разыщите меня, Жан Мишель», – вспомнил Кардель.

– А вам известен человек по имени Сесил Винге?

Блум задумчиво посмотрел на него и выпустил изящное кольцо голубоватого дыма.

– Раз встретишь – не забудешь, – сказал он.

– А кто он такой, этот парень? Можете рассказать?

– Он стал появляться в управлении в начале года. С тех пор как Норлин занял место полицеймейстера. Какое-то у них соглашение, не знаю… Короче, Винге расследует изредка преступления. Вроде бы может делать все что хочет. В пределах разумного, понятно. Но он странный: какие-то преступления ему интересны, а другие – вовсе нет.

Теперь настала очередь Карделя задуматься. Трубка Блума начала хлюпать – докурил до самого дна. Он вытряс пепел на стол и набил очередную порцию табака.

– Так случилось, что мы вместе учили юриспруденцию в Упсале, хотя я на несколько лет старше. И компании у нас были разные. Он странный был… ходит, уткнув нос в своего Руссо, и ничего вокруг вроде бы не замечает. Но память, я вам скажу… такой памяти в жизни не видал. Прочитает один раз – и чешет наизусть, будто по книге читает. Может, у него что-то в голове повредилось из-за чтения. Тогда и начались его беды. Работаешь в суде – ну и работай! А он начал требовать, чтобы в обязательном порядке выслушивали показания обвиняемого… А что его выслушивать, обвиняемого? Ясное дело, скажет: ни в чем я не виноват. Поэтому все дела Винге тянулись до бесконечности. Тут еще вот что: хотя всем было известно, что, по его представлениям, судить можно с закрытыми глазами, все доказано и выложено по полочкам, даже малейших сомнений не остается… все замечательно, но мало кто одобрял. В судах ведь как: справедливость должна восторжествовать, да, разумеется, но – как можно быстрей. А Винге хоть кол на голове теши: если он в чем уверен, обязательно докажет, причем так, что не придерешься: безупречно. Логично, точно, ничто не упущено. Его и высмеивали, и ругали… а с него как с гуся вода. А в этом году его пригласил Норлин. Винге – не человек. Машина. Ни единой ошибки. Люди есть люди: задумался, что-то забыл, чего-то не заметил. Но не Винге.

Блум так увлекся, что даже забыл про трубку, и она погасла. Он положил ее рядом с кучкой пепла на стол и пожал плечами:

– Что еще сказать? Конечно, красавцем его не назовешь. Или хотя бы симпатичным. Тут его Бог обидел… – Блум подумал и добавил: – В отличие от вас.

– Это верно… – Кардель усмехнулся бесстыжей лести. Бесстыжая лесть, конечно, самая действенная, но насчет Винге Блум прав. На редкость неприятная личность.

– Я видел его жену в прошлом году в опере. То есть я не знал, что она его жена, мне только потом фамилию сказали. Я поначалу не поверил. Потрясающая женщина, Кардель. Просто потрясающая! Красавица, добрая, обаятельная, приветливая, веселая… то есть все, чего в ее супруге и следа не найти. Наверняка женихи в очереди стояли. Понять невозможно. И надо же – ирония судьбы: не она его оставила, как можно было бы ожидать, а он ее…

Блум замолчал. Оживление погасло, как и его трубка. Он прислушался к многоголосому трактирному шуму. Старик в заплатанном кафтане вынул откуда-то простенькую деревянную флейту и заиграл тоскливую мелодию. Рядом на столе стояла миска для подаяний.