Феликс Фрэнсис - Азартная игра

– Привет, мам, – ответил я, игнорируя ее замечание, и чмокнул в щеку. – Как поживаешь?

– Ни шатко ни валко, – ответила она, тоже как всегда.

Она все еще жила близ Челтенхема, но не в том большом доме, где я вырос. Его, увы, пришлось продать после скандального развода родителей, непременным условием которого стала дележка имущества и денег ровно пополам. И нынешний дом моей мамы представлял собой скромный побеленный коттедж, затерявшийся на самом краю небольшой деревни к северу от ипподрома. Две спальни, ванная комната наверху и одна большая комната внизу, объединяющая функции кухни, столовой и гостиной сразу. Оба эти уровня соединялись между собой узкой винтовой лестницей в углу, доступ на которую перекрывала у подножья небольшая дверца со щеколдой.

Коттедж идеально подходил для вынужденно одинокой жизни, но я знал, как тоскует мама по прежним временам, когда она была гостеприимной хозяйкой в большом доме – эту роль она играла на протяжении всего моего детства.

– Как поживает твой отец? – спросила она.

То был вопрос, продиктованный скорее правилами приличия, а не истинным желанием получить информацию. Наверное, она думала, что мне понравится такой подход.

– О, с ним все в порядке, – ответил я, тоже выполняя свой долг. По крайней мере, я думал, что в порядке. Я не говорил с ним недели две, если не больше. Нам с отцом особенно не было о чем говорить.

– Вот и хорошо, – заметила она, но я знал: говорит она это лишь для проформы. И был почти уверен, что мама сказала бы «хорошо», даже если б я сообщил ей, что отец находится на смертном ложе. Но она хоть спросила, поинтересовалась, чего он никогда не делал.

– Купила тебе филе на обед, сделаю стейк, – сказала она, вернув разговор в привычное русло. – И еще приготовила профитроли для пудинга.

– Замечательно, – сказал я. И был вполне искренен. Всякий раз, собираясь навестить маму, я обычно не ел весь день, зная, что вечером меня накормят вкусной и высококалорийной едой, а к этому времени я уже изрядно проголодался.

Я пошел в гостевую спальню, где снял костюм и переоделся в джинсы и свитер. Достал из кармана мобильник и бросил его на кровать. Все равно здесь он бесполезен, близость к Клив-Хилл сказывается на связи и сигнал почти не проходит. По крайней мере, хоть отдохну от назойливых звонков.

Спустился вниз и увидел, что мама стоит у плиты, и из кастрюль и сковородок валит пар.

– Можешь налить себе стаканчик вина, – бросила она через плечо. – Я уже выпила один.

Я подошел к старинному буфету, который некогда стоял у нас в столовой большого дома, и налил себе бокал «Мерло» из раскупоренной бутылки.

– Как Клаудия? – спросила мама.

– Спасибо, хорошо, – ответил я. – Передает тебе привет.

– Чего не приехала с тобой?

«Да, – подумал я, – она должна была бы приехать. Было время, когда мы с ней не могли прожить друг без друга и одной ночи, но теперь страсть, похоже, поутихла. Возможно, так всегда происходит после шести лет совместного проживания».

– Уже давно пора сделать ее честной женщиной, – заметила мама. – Тебе давно пора жениться и завести детишек.

Неужели?..

Вопреки тому, что произошло с моими родителями, я всегда верил, что когда-нибудь непременно женюсь и обзаведусь семьей. Несколько лет назад я обсуждал эту перспективу с Клаудией, но та отвергла ее на корню, сказав, что брак – это для людей скучных, что от детей одни неприятности, что замужество не для художников, подобных ей, которые раздвигают границы существования и воображения. «Интересно, – подумал я, – придерживается ли она до сих пор того же мнения? Никаких намеков на желание надеть на палец кольцо, никакого воркования над младенцами других. Но если б даже все это было, стоит ли мне жениться на ней?»

– Однако ты и папа подали не слишком удачный пример в этом смысле, – бездумно ляпнул я.

– Ерунда, – она обернулась, посмотрела мне прямо в глаза. – Мы прожили вместе тридцать лет, подарили тебе жизнь. Я бы назвала это вполне удачным браком.

– Но вы же развелись… – удивленно протянул я. – И цапались все время, жили как кошка с собакой.

– Может, и так, – ответила она, вернувшись к кастрюлям. – Но брак все равно был удачный. И я ничуть о нем не жалею. – Я был поражен. Должно быть, смягчилась под влиянием возраста. – Нет, – продолжила она. – Не жалею ни секунды. Иначе бы тебя не было на свете.

Что я мог сказать на это? Ничего. Я и не сказал.

Она снова обернулась ко мне.

– И теперь мне очень хочется внуков.