Мари Хермансон: Двойная жизнь

Теперь здесь проживала какая-то семья из Турции, или Ирана, или откуда-то еще. В их жилище все сверкало и искрилось, как во дворце махараджи. На кухне висели гардины из сиреневого тюля, а дверцы шкафов с обратной стороны были затянуты шелковым крепом. На огромной софе, отливающей золотом и зеленью, под люстрой с розовыми подвесками, часто сидели бородатые мужчины и усердно жестикулировали. Ивонн живо представляла себе, что они замышляют переворот у себя на родине.

В доме по соседству проживали земляки этой семьи, но они не вызывали у Ивонн таких же положительных эмоций. Проделав дыру в заборе, они частенько наведывались друг к другу в гости. Обе семьи повесили на флагштоки, прикрепленные к стенам их домов, шведские флаги.

Вслед за улицей Флоксов шла Ливневая улица. Здесь находился один неприметный маленький домишко постройки еще сороковых годов, который сначала не пробудил у Ивонн решительно никакого интереса. Но однажды, когда она проходила мимо него в половине восьмого вечера, произошло нечто весьма забавное. И самое поразительное было то, что впоследствии картина повторялась из раза в раз, точно в одно и то же время, как зимой, так и летом, и в дождь, и в снег, и в солнечную погоду.

А случилось вот что. У одной из пристроек дома на крыше имелась терраса. И ровно в половине восьмого открывались двери и на пороге комнаты, из которой доносились тревожные фанфары узнаваемой мелодии, предшествующей выпуску новостей, появлялся пожилой мужчина в распахнутом купальном халате. Решительным шагом он направлялся к парапету, а его спящее мужское достоинство мерно раскачивалось в разные стороны под волосатым брюхом. Он зажигал сигарету и, трижды жадно затянувшись, бросал окурок через парапет балкона с видом напускной брезгливости, а затем поворачивался и, преисполненный невозмутимого достоинства, возвращался в дом. Эта сцена напоминала Ивонн средневековые механические часы, из которых в строго определенное время суток возникали жестяные фигурки.

Дальше по Ливневой улице в одном из домов жила неформальная семья, которую Ивонн в шутку окрестила Счастливым семейством. У них имелся огромный сад с загонами для кроликов, старые велосипеды, сарай, преобразованный в дом для игр, шалаш на дереве и старый «сааб», который глава семейства постоянно ремонтировал, но, несмотря на все его усилия, автомобиль так и не сдвинулся с места. Фасад дома был отделан истрескавшейся асбестовой плиткой, трава возле дома никогда не подстригалась, а окна никогда не мылись. Летом семья собирала друзей на большие празднества в саду, но без обязательного в таких случаях гриля. У хозяина дома, постоянно ходившего во фланелевых рубашках, была всклокоченная рыжая борода, а у его жены, никогда не пользовавшейся косметикой, вдоль спины свисала роскошная длинная коса. В них обоих было что-то от хиппи и вместе с тем что-то народное. Ивонн так и не смогла решить для себя, к какой категории их отнести: то ли к одной из христианских сект, то ли к эко-фанатам.

Иногда она воображала себе, что бы было, если бы она поменялась местами с женщиной с косой и взвалила на себя все целиком: и дом, и детей, и кроликов, и бородатого мужчину. Но не навсегда, а так, на пару недель, не больше.

Затем появился лиловый дом. Его жильцы не относились к категории тех, кого можно было бы заподозрить в том, что они принадлежат сообществу хиппи или являются эксцентричными людьми искусства. Наоборот, эта пара, оба уже за пятьдесят, носила опрятную одежду спокойных тонов. Ивонн изредка встречалась с ними, когда супруги выгуливали миниатюрного спаниеля Гасси. Они никогда не заходили дальше стоявшего поблизости фонаря, и псу приходилось тянуть из рук черный пластиковый поводок и пригибаться, когда женщина тактично отворачивалась. Иногда хозяйка дома вытряхивала прямо с балкона розовое, цвета семги, покрывало. В один из летних вечеров, когда окно спальни было открыто, Ивонн услышала крик этой женщины: «Эй ты, вонючий импотент, я буду пить столько, сколько мне захочется!»

С Ливневой улицы Ивонн, как правило, сворачивала на улицу Орхидей. Здесь был тупик. Она доходила до последнего дома под номером 9, участок возле которого граничил с лесом. Она не знала его обитателей, поскольку ей еще никогда не доводилось их видеть, ни в доме, ни около него. Но, прежде чем повернуть назад и пойти вниз по Акеляйвег, Ивонн всегда задерживалась на мгновение, чтобы его разглядеть.

Миновав симпатичную извилистую Мятную улицу и переулок Гортензий, она шла вверх по переулку Петуний. Эта часть предместья находилась на возвышенности, и имевшиеся здесь участки выглядели неухоженно.