Гиллиан Флинн - Острые предметы

– Милла, пойдем поплаваем! Когда экстази подействует, будет так круто! – Она улыбнулась, обнажив безупречно ровные белые зубы.

У меня не было сил сопротивляться, проще было согласиться. Мы спустились вниз и зашли на кухню (где юноши с нежными, как персик, лицами растерянно бросали на нас оценивающие взгляды: одна маловата, другая явно стара). Открыли холодильник (это слово снова отозвалось, часто дыша, как щенок при виде взрослой собаки), взяли оттуда бутылку с водой, которую на шли среди соков, запеканок, фруктов и батонов белого хлеба. Меня вдруг растрогал этот невинный семейный холодильник со здоровой, полезной едой, который и знать не знал, что за вакханалия творится повсюду в этом доме.

– Пойдем, мне уже так весело, пора в бассейн! – безапелляционно заявила Эмма, тяня меня за руку, как ребенок.

Впрочем, ребенком она и была.

– О господи, принимаю наркотики с тринадцатилетней сестрой, – прошептала я еле слышно.

Но это было сделано минут десять назад, и сейчас эта мысль вызвала во мне только счастливый трепет. У меня клевая сестра, самая популярная девочка в Уинд-Гапе, и она хочет тусоваться вместе со мной. «Эмма любит меня так же, как любила Мэриан». Я улыбнулась. Экстази уже пустил первую волну химического оптимизма, который летал во мне, как большой воздушный шар, а потом разбился на небе, рассыпая брызги хорошего настроения. Его вкус напоминал шипучее розовое желе.

Келси и Кайли двинулись за нами к двери, но Эмма, покачиваясь, обернулась к ним и, давясь от смеха, сказала:

– Девчонки, вы не ходите. Оставайтесь здесь. Найдите кого-нибудь для Джоудс, пусть ее хорошенько оттрахают.

Келси обернулась и бросила хмурый взгляд на Джоудс, которая нервно топталась на лестнице. Кайли взглянула на руку Эммы, обвивавшую мою талию. Они посмотрели друг на друга. Келси прижалась к Эмме, положила голову ей на плечо.

– Мы не хотим оставаться здесь, мы хотим пойти с тобой, – жалобно сказала она. – Пожалуйста.

Эмма выдернула плечо, улыбнулась ей, как глупому упрямому ослику.

– Будь умницей и отвали, договорились? – отрезала Эмма. – Как же вы все мне надоели. Вы такие зануды.

Келси опешила и застыла на месте с разведенными в стороны руками. Кайли пожала плечами, танцующей походкой вернулась в гостиную, взяла у старшего мальчика банку пива и, глядя на него, игриво облизала губы, потом обернулась, чтобы проверить, не смотрит ли Эмма. Она не смотрела.

У двери Эмма пропустила меня вперед, как галантный кавалер. Мы спустились вниз и вышли на дорожку, на которой сквозь трещины асфальта пробивались маленькие желтые цветы кислицы.

Я показала на них пальцем:

– Красиво!

Эмма подняла указательный палец:

– Мне под кайфом тоже нравится желтый цвет. Ты что-нибудь чувствуешь?

Я кивнула. Ее лицо мелькало, то пропадая в тени, то вновь возникая в свете фонарей, между тем как мы, забыв о купании, шли на автопилоте к дому Адоры. Ночь была сырой, и мне казалось, что она склонилась над нами, как женщина в мокрой сорочке. Вспомнилась больница в Иллинойсе, где я проснулась, мокрая от пота, в ушах отчаянный свист. Моя соседка по палате, чирлидер, лежит на полу багровая и дергается в судорогах, рядом бутылка моющего средства «Уиндекс». И этот комический писк. Трупный газ. Я в оторопи прыскаю со смеху, здесь, в Уинд-Гапе, как и тогда, в той несчастной палате, тем бледно-желтым утром.

Эмма вложила ладонь в мою руку:

– Что ты думаешь об… Адоре?

От этого вопроса мой наркотический экстаз чуть не погас, но тут же закружился вихрем с новой силой.

– Я думаю, что она очень несчастна, – сказала я. – И немного не в себе.

– Я слышала, как во сне она зовет Джойю, Мэриан, тебя…

– Слава богу, что мне это слышать не приходится, – ответила я, гладя руку Эммы. – Но жаль, что это слушаешь ты.

– Она обо мне заботится.

– Это здорово.

– Странно, – продолжила Эмма. – После того как она со мной понянчится, я люблю заниматься сексом.

Она задрала юбку, показав ярко-розовые трусики.

– Эмма, не позволяй этого мальчикам. Потому что это нужно только им. А тебе, в этом возрасте, – нет.

– Иногда, позволяя людям что-то делать с собой, ты на самом деле делаешь это с ними сама, – сказала Эмма, вытаскивая из кармана еще один леденец на палочке. Вишневый. – Знаешь, что я хочу сказать? Если кто-то хочет сделать тебе какую-нибудь гадость, пусть делает, ему же и будет хуже. Ты потом сможешь им управлять. Если будешь думать головой.

– Эмма, я просто… – попыталась вставить я, но она продолжала болтать.