Стивен Кинг - Заклятие параноика (сборник)

А меня снова разрывал гнев. Гомик? Гомик? Я почувствовал, что потерял контроль над собой, – удивительное чувство. Язык распух у меня во рту. Мой желудок налился свинцом.

Мы прошли через все помещение к двери, и приятели моего водителя чуть не повывихивали позвоночники, вскакивая из-за столика, чтобы насладиться зрелищем.

Нона? Я подумал о ней, но рассеянно, где-то в глубине сознания. Я знал, что Нона будет там. Нона позаботится обо мне. Я знал это точно так же, как знал, что на улице очень холодно. Странно – знать это о девушке, с которой я познакомился всего пять минут назад. Странно, но, однако, задумался я над этим лишь позднее. Мое сознание туманила, а вернее, почти поглотила черная туча ярости. Я хотел одного: убить.

Холод был таким кристальным, таким чистым, что казалось, будто наши тела разрезают его, как ножи. Заиндевелый щебень под его сапогами и моими ботинками жестко поскрипывал. Луна, полная, разбухшая, глядела на нас сверху, как глаз слабоумного. Ее окружал прозрачный нимб, пророча плохую погоду. И скоро. Небо было черным, как ночь в аду.

Позади нас скользили крохотные укороченные тени, отбрасываемые единственным натриевым фонарем на высоком столбе по ту сторону автостоянки. Наше дыхание пронизывало воздух пунктиром светлых облачков. Водитель обернулся ко мне, сжав в кулаки руки в перчатках.

– Ну ладно, подонок, – сказал он.

Я, казалось, раздувался – все мое тело словно раздувалось. Тупо я осознавал, что невидимое нечто сейчас отключит мой рассудок, нечто, о существовании которого в себе я даже не подозревал. Оно ужасало, и в то же время я приветствовал его, радовался ему, желал его. В этот последний миг способности мыслить мне показалось, что мое тело превратилось в каменную пирамиду или в торнадо, который сметет перед собой все, точно солому. Водитель казался маленьким, тщедушным, ничего не значащим. Я смеялся над ним. Я смеялся, и звук был таким же черным и заунывным, как небо над головой с пятном луны посередке.

Он кинулся на меня, размахивая кулаками. Я отбил правый, а левый задел меня по скуле, но я ничего не почувствовал и тут же ударил его ногой в живот. Дыхание вырвалось у него из легких белым облаком. Он попытался попятиться, кашляя и держась за живот.

Я забежал ему за спину, все еще хохоча – будто где-то деревенский пес лаял на луну, – и трижды его ударил, когда он еще и на четверть не обернулся. По шее, по плечу и в одно красное ухо.

Он взвыл, и одна из его машущих рук задела меня по носу. Владевшая мной ярость взорвалась атомным грибом, и я опять ударил его ногой как мог сильнее и выше. Он взвизгнул в окружающий мрак, и я услышал треск сломавшегося ребра. Он осел на щебень, и я прыгнул на него.

Один из водителей, давая показания в суде, сказал, что я был точно дикий зверь. Чистая правда. Я мало что помню об этой драке, но ясно помню, что рычал на него, как дикая собака.

Я уселся на нем верхом, обеими руками ухватил по пучку его сальных волос и принялся возить его лицом по щебню. В бесцветном свете натриевого фонаря его кровь казалась черной, точно у жука.

– Господи, хватит! – заорал кто-то.

В плечи мне вцепились руки и оттащили меня. Вокруг закружились лица, и я начал бить по ним.

Водитель пытался уползти. Лицо его превратилось в кровавую маску, из которой выглядывали остекленевшие глаза. Я бил по ним ногами, увертываясь от тех, кто пытался меня схватить. И удовлетворенно крякал всякий раз, когда пинок достигал цели.

Защищаться он уже не мог. И только стремился уползти. При каждом моем пинке его веки плотно смыкались, как у черепахи, и он замирал на месте. А потом вновь начинал отползать. Вид у него был дурацкий. Я решил, что убью его. Запинаю до смерти, а потом убью их всех… всех, кроме Ноны.

Я пнул его еще раз, он перевернулся на спину и посмотрел на меня помутившимися глазами.

– Сдаюсь! – прохрипел он. – Я сдаюсь. Не надо. Не надо…

Я встал рядом с ним на колени, и щебень впился мне в кожу сквозь тонкие джинсы.

– Ну вот, красавчик, – шепнул я. – Получай свою пощаду.

И обеими руками вцепился ему в горло.

Они прыгнули на меня втроем и сбросили с него. Я поднялся на ноги, все еще улыбаясь, и двинулся на них. И они попятились – трое здоровенных детин, позеленевших от страха.

И тут оно отключилось.

Просто отключилось, и теперь на автостоянке «У Джо» остался просто я, тяжело дыша, полный тошнотного ужаса.

Я повернулся и посмотрел на столовую. Девушка стояла там; красивые черты ее лица озаряло торжество. Она подняла сжатый кулак к плечу в приветственном жесте, точно чернокожие ребята на тех Олимпийских играх.