Эли Бертэ - Присяжный

– Милостивый государь, – воскликнула она голосом, дрожащим от гнева, – то, чего я прошу от вас, – ничто в сравнении с тем, что была бы вправе требовать, и если вы потрудитесь представить возможные последствия…

– Довольно, – перебил де ла Сутьер.

Он не принадлежал к числу натур нежных и восприимчивых к тончайшим оттенкам мыслей или чувств, на которых впечатления души оказывают неотразимое влияние; напротив, он обладал умом незатейливым и отчасти топорным. Зато он был наделен врожденной прямотой, которая при должном к себе уважении ограждала его от многих ошибок на жизненном пути. Кроме того, нахальство прежней служанки вызывало в нем негодование и заставляло страдать его гордость. Он не мог более владеть собой.

– Как ты могла вообразить, дерзкая девчонка, что я соглашусь на подобные условия? – крикнул он без всякого опасения быть услышанным. – Потому что я пришел сюда сегодня вечером? Ты решила, что я в твоей власти и мне остается только упасть к твоим ногам и просить пощады? Черта с два! Знаешь ли ты, милая, в какую игру вздумала играть? В такую игру, при которой тебе переломали бы все кости, будь у тебя хоть что-нибудь похожее на бороду!

Женни Мерье, судя по началу разговора, никак не ожидала такого порыва бешенства; она испугалась и постаралась разглядеть через плечо своего грозного собеседника, насколько близко стоят ее покровители, чтобы в случае необходимости они могли подоспеть к ней на помощь.

– Берегитесь сказать лишнее, милостивый государь, – ответила она, силясь придать твердость голосу, – как бы вам не пришлось раскаяться в вашей неосторожности и не навредить себя самому и своей дочери…

– Ни я, ни дочь моя – мы тебя не боимся, гнусная тварь! – воскликнул де ла Сутьер вне себя от ярости. – Говори что знаешь, что видела, что выдумала – мне все равно! Низкая шпионка, ступай выдавать тайны, которые могла украдкой подсмотреть в моем доме, забросай грязью, если посмеешь, имена тех, кто кормил тебя! Ступай, беги тотчас, тотчас, говорю тебе, с глаз моих, или я раздавлю тебя как червяка! – И он занес над ней руку.

Женни ударилась бежать с криком ужаса. Де ла Сутьер и не помышлял гнаться за ней. После первого порыва гнева он вспомнил, какой опасности подверг себя благодаря своей опрометчивостью, и подумал с чувством смущения: «Нечего говорить, хорошо настряпал! Но заставлять меня откупаться! Наконец, это могла быть просто ловушка! Ну, что сделано, того не вернешь! Будь что будет!»

Он дошел уже до конца площади, когда до него долетел тихий, но оживленный говор: это, без сомнения, были сообщники Женни, которые придумывали средство, как отомстить бедолаге за неудачную попытку вынудить у него денег. Пренебрегая их гневом и ненавистью, де ла Сутьер быстро удалился с площади. Вскоре он уже входил в свой отель.

В здании суда в Лиможе и вокруг него собралось огромное количество народу. Должны были судить Франсуа Шеру, или, как выражались все, убийцу сборщика податей. Множество людей прибыло из окрестностей и из города, чтобы присутствовать при заседании по такому важному делу.

Пока часовые сдерживали у дверей напор шумной толпы, зал суда уже был полон избранной публики. Дамы в пышных нарядах, важные сановники из разных ведомств, молодые адвокаты, которые не без удовольствия красовались перед некоторыми из знакомых своими новыми форменными мантиями, занимали места, отведенные избранной публике. Издали кланялись и улыбались друг другу, не скрывая любопытства к предстоящему процессу. Кресла членов суда и скамьи присяжных заседателей еще оставались пустыми, боковая дверь, в которую должны были ввести подсудимого, должна была еще не скоро отвориться. Все присутствующие вздрагивали при малейшем шуме, поворачивали головы при малейшем движении толпы. Лихорадочное нетерпение отражалось на всех лицах.

Пока зрители находились в этом тревожном ожидании, в зале совета, смежном с залом суда, приступали к выбору присяжных. Председатель и прокурор, оба в форменных красных мантиях и шапочках с золотым позументом, заняли свои места у стола, покрытого зеленым сукном. Вокруг стояли присяжные, настороженно прислушиваясь, чтобы расслышать, чьи имена будут названы в результате жеребьевки. Франсуа Шеру охраняли два жандарма, здесь же находился его адвокат; подсудимого ввели, чтобы он мог воспользоваться своим правом отвергнуть тех присяжных, которых он не хотел бы видеть своими судьями.