Эли Бертэ - Присяжный

– Боже мой, не страдаете ли вы от чего-нибудь? – спросил он с участием. – Вы совсем не так веселы, как были утром.

– Вы правы, – ответила Пальмира, – я перед выходом из дома узнала новость, которая меня очень огорчила. Прошу вас помочь мне добиться милости, весьма для меня важной.

Пальмира инстинктивно угадала, что отец не захочет ни в чем отказать Робертену.

– Я полностью к вашим услугам, – поспешил уверить Арман, – о чем речь?

– О бедной девушке, моей единственной подруге, которой отец только что отказал от места. Жизнь в этой глуши скучна и, если у меня отнимут единственную ровесницу, станет просто невыносимой. В замке нет ни одной женщины, кроме старой кухарки Марианны, а она, естественно, не может составить для меня приличного общества.

– Ваш отец, без всякого сомнения, не захочет причинять вам подобное горе. Он простит эту девушку, так ли, мой добрый де ла Сутьер?

Сказано это было с такой уверенностью, словно богатый молодой человек не считал возможным, что ему откажут. И потому он был бесконечно удивлен, когда де ла Сутьер, выслушавший Пальмиру с холодным и сдержанным видом, ответил не колеблясь:

– Очень жалею, но должен вам отказать, любезный Арман. Вы не знаете, к какой гнусной змее у вас пытаются вызвать сочувствие! Женни Мерье, девушка, о которой идет речь, опаснейшая особа, от которой мне давно следовало очистить дом. Пальмира неопытна и очарована своей любимицей, но нам следует видеть вещи с другой точки зрения. Я сказал, что Женни должна покинуть замок, и она уедет… чем скорее, тем лучше.

Слезы навернулись на глаза девушки.

– Если Пальмира, – продолжал де ла Сутьер, – хочет иметь подругу, я найду ей другую. Есть много бедных девушек, скромных и хорошо воспитанных, которые охотно пойдут в компаньонки. Что же касается Мерье, то у меня есть основательная причина поступить с ней так, как я поступаю, и, если бы вам, любезный Арман, была известна эта причина, вы одобрили бы мое решение. Итак, я прошу более не говорить об этом.

Коннозаводчик быстро пошел вперед, чтобы пресечь дальнейшие разговоры. Девушка пролила несколько слез, но, осознав, что не в состоянии преодолеть упорство отца, хранила молчание. Оставив позади дорогу, ведущую в Салиньяк, они шли по тропинке между крутых скал, тянувшихся вдоль берега реки. Местность была пустынной. На скалах росли папоротник и мох. Их темная зелень придавала мрачный оттенок реке, в которой они отражались. Сначала тропинка пролегала между двух высоких скал, а затем упиралась в реку, через которую и предстояло перейти нашей компании.

Вода была так чиста и прозрачна, что хорошо просматривались мелкий песок и пестрые камешки, выстилавшие русло реки. Для облегчения переправы неизвестная, но заботливая рука набросала на некотором расстоянии один от другого большие плоские камни. Благодаря им было легко перейти через реку, даже не замочив ног. Однако Пальмира остановилась с нерешительным видом, Арману тоже пришлось замедлить шаг. Несмотря на свои громоздкие ботфорты, де ла Сутьер уже прошел половину реки. Оглянувшись, он увидел две фигуры, неподвижно стоящие на берегу.

– О чем ты думаешь, Пальмира? – спросил он с нетерпением. – Что за жеманство?

Арман поспешил на выручку робкой молодой девушке.

– Река неглубокая, но быстрая, а вы, должно быть, склонны к головокружению, – обратился он к Пальмире. – Не угодно ли вам взять меня за руку?

Между тем Пальмира успела преодолеть свою нерешительность.

– Благодарю, – ответила она с улыбкой.

Слегка приподняв платье, она стала перепрыгивать с камня на камень и очутилась на другом берегу почти в одно время с отцом. Робертен не замедлил к ним присоединиться и шутя поздравил Пальмиру с отважным подвигом. Этот незначительный случай положил конец неловкости, разговор оживился, и даже де ла Сутьер принял в нем участие.

Вскоре дошли до прекрасно возделанной равнины. Склон холма был покрыт пожелтевшим виноградником, за которым расстилались обширные поля гречихи. Несколько каштанов с густыми круглыми кронами живописно дополняли пейзаж. Видневшиеся вдали луга были зелены, как в мае, несмотря на то что осень уже вовсю вступила в свои права. Яркий солнечный свет, слегка подернутый прозрачным туманом, освещал эту красивую картину. Ни одного работника не было видно на полях, ни одного прохожего на дорогах – все жители окрестных селений, от мала до велика, с утра отправились на ярмарку в Салиньяк.

Дорожка вела к лугам, и де ла Сутьер сказал дочери: