Пол Сассман - Лабиринт Осириса

– Запомнил.

Бен-Рой не взялся бы утверждать, но ему показалось, что в голосе помощника послышалась нотка благодарности.

– Что-нибудь еще?

Но больше ничего не было. И Пинкас, и Намир все еще ждали сведений от своих информаторов. Намир ни в старых раскрытых делах, ни в висяках ничего полезного не нашел.

– Хотя я кое-что накопал на архиепископа Петросяна.

В голове у Бен-Роя скопилось так много никуда не ведущих ниточек, что он совершенно позабыл об архиепископе.

– Ну давай, удиви меня.

– Оказывается, его квартира имеет отдельный личный выход на улицу. На улицу Святого Иакова. А это означает, что он может выходить и входить на территорию так…

– Что его никто не заметит, – закончил за него фразу Бен-Рой. Он высунул руку из окна и барабанил пальцами по дверце «тойоты».

На дороге Святого Иакова не было полицейских камер. И за Стеной плача в Еврейском квартале, куда вела дорога, тоже не было. (Палестинская шутка: «У евреев есть земля, вода, границы и воздушное пространство, а у нас хотя бы камеры».) Таким образом, теоретически Петросян мог покинуть территорию храма и через Еврейский квартал выйти из Старого города. И его бы никто не засек.

– Так ты говоришь, у него нет алиби на вечер убийства?

– Во всяком случае, такого, чтобы мы могли подтвердить. Он утверждает, что весь вечер провел в квартире, но нет ни одного человека, кто мог бы поручиться, что это правда.

Бен-Рой немного подумал, металлический корпус «тойоты» эхом отзывался на удары его пальцев.

– Окажи мне любезность, – наконец проговорил он, – доведи все, что нарыл, до сведения Леи Шалев. С этим надо разбираться, а у тебя и так дел по горло. Сосредоточься на том, что мы только что обсуждали: Мицпе-Рамон, «Немезида», «Баррен». Вернусь к концу дня. Посмотрим, что ты к тому времени сумеешь накопать.

Он разъединился и посмотрел на вереницы застывших машин, тянущиеся к высоткам Рамат-Гана. Прошло полминуты. Бен-Рой снова вытащил мобильник и набрал эсэмэску: «Удачи, Зиски». Немного поколебался и, заменив «Зиски» на «Дов», отправил текст. А затем включил полицейскую сирену. Он это сделал не в надежде, что транспорт хоть как-то начнет двигаться, а скорее для того, чтобы вокруг все поняли, какой он крутой коп и, хотя стареет, нисколько не потерял крутизны.

Луксор

После встречи с Хассани Халифа попытался выбросить из головы мысль об отравленных колодцах. Может, там что-то не так, а может, и нет – в любом случае он больше ничем помочь не мог. Детектив вернулся в кабинет и отдал распоряжение направить на ферму Аттиа двух полицейских в форме. Затем, поскольку наступил его обеденный перерыв, на час отлучился в полицейский тир, который капрал Ахмед Мехти – усатый гигант с «ежиком» на голове, бессменный заведующий, сколько все помнили, этим тиром – образно называл местом для «пулевой медитации».

Когда Халифа хотел что-то хорошенько обдумать, он отправлялся на Западный берег и забирался на свое «кресло» для размышлений на склоне Курна. Но если старался о чем-нибудь забыть, шел стрелять. В Каирском полицейском колледже он считался одним из лучших стрелков и с тех пор не прекращал тренироваться. А в последнее время все чаще наведывался в тир, радуясь сосредоточенности, которую обретал в этом месте, и возможности пусть ненадолго избавиться от проблем, сужая мир до прицельной прорези «ли-эн-филда-303».

Тир находился в душном бетонном бункере на границе с пустыней за восточной окраиной города. Халифа предупредил капрала Мехти о своем приезде, и тот приготовил все необходимое: защитные наушники, бумажную цель в виде атакующего солдата, коробку с пятизарядными обоймами и даже стакан чая. Халифа, как ему нравилось, оказался в тире один. Расписался за «энфилд» и, выйдя на огневой рубеж, приступил к стрельбе. Первая пуля клюнула в сторону, вторая ушла слишком высоко, но остальные стали попадать в цель. Ритмичное клацанье затвора винтовки и грохот кордита отдавались в бункере гулким эхом, и, всаживая пулю за пулей в грудь и лицо мишени, Халифа чувствовал, как мало-помалу уходит от себя самого. Пару раз ему пришлось тряхнуть головой, чтобы прогнать видение: Зенаб, безмолвная, с безжизненными глазами, в отделении «Скорой помощи» больницы. И затем – голос Аттиа: «Я буду бороться, если потребуется. Защищать жену и детей. Это главный долг мужчины».

В остальном же мозг был милосердно пуст. За сорок минут Халифа расстрелял двенадцать десятизарядных магазинов, изорвал в клочья пять мишеней и стал намного спокойнее. Недаром же говорилось – «пулевая медитация».