Пол Сассман - Лабиринт Осириса

– Шалом.

– Детектив Бен-Рой?

– Кен.

– Говорит Мордехай Яарон.

Несколько мгновений имя звонившего ему ничего не говорило. Затем он вспомнил – редактор Ривки Клейнберг. Бен-Рой перевалился на край кровати, голова моментально прояснилась.

– Я пытался с вами связаться.

– Знаю. Простите, меня нет в городе. Только что прочитал ваши сообщения.

Голос звучал низко и хрипло. Образованный. Возраст трудно оценить. Скорее всего лет шестидесяти.

– Я в Хайфе, – добавил он. – У дочери родился ребенок. Приехали сюда на обрезание.

– Мазл тов, – поздравил его Бен-Рой. И немного помолчал, чувствуя странную потребность отделить друг от друга темы рождения и убийства. А затем рассказал, что случилось. Яарон прерывал его восклицаниями: «Элоим адирим!» и «Зихрона ле враха!» [41]– но в основном слушал молча.

– Выеду первым же поездом, – пообещал он, когда детектив закончил. – Мы собирались домой завтра, но я могу сократить визит к дочери.

Бен-Рой сказал, что торопиться нет нужды и его вполне устроит, если редактор возвратится на следующий день.

– Сегодня я все равно занят. В какое время вы возвращаетесь?

– Ближе к полудню.

Они договорились встретиться в двенадцать часов в редакции «Мацпун ха-Ам».

– Один коротенький вопрос, пока мы не разъединились, – попросил Бен-Рой, вставая с кровати и шлепая босыми ногами на кухню. – Можете мне сказать, над чем работала госпожа Клейнберг?

– В последнее время над материалом о секс-трафике. Девушек нелегально ввозили в Израиль и заставляли заниматься проституцией. По сути дела, настоящее рабство. Она больше месяца трудилась над этой темой.

Бен-Рой вспомнил стол Ривки Клейнберг в ее квартире, вырезки на тему о проституции и секс-индустрии. Слова редактора это объясняли. Бен-Рой взял с верхней полки шкафа банку с кофе «Элит» и включил чайник.

– А до этого? – спросил он.

– Над большой статьей о крахе израильских левых и еще о чем-то связанном с американским финансированием экстремистов из поселенцев. Раньше… дайте подумать… ах да, разоблачительный материал о насилии на палестинских территориях. Потратила на это два месяца. Ривка всегда работала, не жалея сил.

Бен-Рой положил кофе в кружку и посмотрел на часы. Десять. Он обещал приехать к Саре к одиннадцати и не хотел опаздывать. А от Яарона пока что получил все, что требовалось, и, поблагодарив его и еще раз подтвердив завтрашнюю встречу, разъединился. Быстро позавтракав, он побрился, оделся и, выкинув из головы нераскрытое убийство, вышел из квартиры. Выходной следовало посвятить Саре и ребенку.

На улице ничто не напоминало о вчерашнем дожде: небо прояснилось, светило солнце, воздух был душным и знойным. Он секунду постоял, подышал, а затем, фальшиво насвистывая, направился к расположенному в пяти минутах ходьбы дому Сары. Все складывалось хорошо. Он успевал вовремя, даже раньше. Первый раз в жизни. Играйте фанфары!

Снова заиграла «Хава Нагила».

– Шалом.

– Детектив Бен-Рой?

– Кен.

– Прошу прощения, что беспокою вас в субботу. Это Ашер Блюм.

Во второй раз за утро имя звонившего Бен-Рою что-то напомнило. И во второй раз за утро ему потребовалось время, чтобы сообразить, кто с ним говорит. Затем он вспомнил. Сотрудник Национальной библиотеки. Тот человек, который опознал Ривку Клейнберг.

У них для него кое-что есть, сообщил Блюм. Не исключено, что может представлять интерес. Не мог бы детектив приехать?

Бен-Рой секунду постоял, косясь на угол улицы Ибн-Эзры, где жила Сара, потом посмотрел на свою «тойоту».

– Сейчас буду, – сказал он в трубку и быстрым шагом направился к машине.

Армянскую патриархию Иерусалима возглавляли четыре архиепископа. Один из них был старшим – патриархом, у каждого из троих других был свой круг обязанностей.

Архиепископ Армен Петросян отвечал за управление церковью – пост, который, при том, что здоровье его святейшества патриарха слабело, позволял ему контролировать фактически всю общину. Или, как он предпочитал выражаться, контролировать семью.

Семья была не такой большой, как некогда. В лучшую пору она насчитывала свыше двадцати пяти тысяч человек. Арабо-израильские войны и экономическая ситуация привели к тому, что это число сократилось всего до нескольких тысяч. Австралия, Америка, Европа – там, а не в Израиле молодые люди видели свое будущее.

Но и поредевшая паства налагала обязанности, а его преосвященство был человеком ответственным. Всех считал своими детьми и, хотя обет безбрачия не позволил взрасти его собственному семени, чувствовал себя отцом. Должен был всех поддерживать и оберегать, воспитывать и отводить от них опасности – в этом заключался смысл отцовства. Памятуя об этих обязанностях, он вышел из ворот храма и, часто бросая взгляды через плечо, чтобы убедиться, что за ним не следят, направился по улицам Старого города.