Пол Сассман - Лабиринт Осириса

– Прости, – извинился Бен-Рой, переводя телефон на прием голосового сообщения.

Сара протянула руку и сплела пальцы с его пальцами.

– Я надеялась, что хотя бы на сегодняшний вечер ты его выключишь. Раньше тебе это удавалось. Ты же сильный. Сопротивляйся соблазну. Борись! Борись!

Она пыталась свести все в шутку, и от этого Бен-Рою стало еще тяжелее. Он сжал ее руку.

– Послушай, Сара, я не хочу сгущать краски и меньше всего желаю, чтобы эта штуковина вмешивалась сегодня в наши отношения. Но у меня такое ощущение, что мой приятель Халифа попал в передрягу. Я кладу телефон сюда… – Он демонстративно опустил аппарат на середину стола. – И Богом клянусь, не подойду, кто бы ни позвонил, кроме него. А как только он позвонит, можешь делать с телефоном все, что угодно. Спусти в унитаз – слова не скажу.

По глазам Сары было понятно, что нечто подобное она уже много раз слышала и больше не верит. Но она взяла себя в руки, прогнала с лица разочарованное выражение и вымученно улыбнулась:

– Что ж, сделка по мне.

Бен-Рой снова сжал ей пальцы. Затем привстал, перегнулся через стол и поцеловал в макушку.

– Спасибо, что ты такая.

– Спасибо, что ты такой. Пусть даже самый несносный из всех мужчин, каких я только встречала.

Бен-Рой усмехнулся и уселся обратно на стул. Его взгляд скользнул по экрану телефона. Просто чтобы проверить.

– Ешь, – сказала Сара. – Иначе чолнт придется подогревать.

Лабиринт

Халифа понятия не имел, сколько времени просидел в тупике, уронив голову на колени и обхватив ноги руками. Его охватило отчаяние, такое же всепоглощающее, как темнота в шахте. Может быть, пару минут, может быть, пару часов. Или даже пару дней. Под землей время не имеет значения.

Но он все же расцепил пальцы и заставил себя подняться. Мгновение постоял, и из глубин его памяти всплыла фраза – совет, который он сам дал человеку в положении почти таком же безнадежном, как это: «Верьте в Бога, мисс Маллрей. Верьте во что угодно. Только не впадайте в отчаяние».

Повернулся и начал снова ощупывать каменную преграду в конце тоннеля. Сверху вниз, из стороны в сторону. Неприступная от начала века и такая же непроходимая, как тогда, когда он на нее натолкнулся. Ни трещины, ни бреши, никакой возможности обойти. Мертвый тупик. Во всех смыслах этих слов.

Он стукнул кулаком по камню. Если бы события развивались в кинофильме, подумалось ему, то в этот момент открылась бы какая-нибудь потайная дверь. Но теперь ничего подобного не случилось, и Халифа повернул назад, методично ощупывая стену от пола до потолка в надежде, что существует один шанс на миллион, что он пропустил боковой проход. Хотя понимал, что этого не могло быть: стены слишком близко отстояли друг от друга, чтобы даже в кромешной темноте он не почувствовал отверстия. И все же любое действие казалось лучше, чем сидеть и, считая минуты, часы и дни, ждать, когда за ним наконец придет смерть и избавит от мучений. Наверное, так считал Самюэл Пинскер, но Халифа не хотел умирать, как англичанин. Он вообще не хотел умирать, и точка.

Выработав своеобразный ритм, он делал шаг вперед, опускался на колени, ощупывал стены, затем поднимался на цыпочки и дотрагивался до потолка. Снова несколько сантиметров вперед, на колени, ладони прижаты к камню, ощупывают путь…

Не было необходимости так тщательно, до миллиметра, исследовать проход, но методичность необъяснимо успокаивала. И еще: своей медлительностью продвижения к главной галерее он отдалял момент, когда раз и навсегда пришлось бы признать, что он обречен. Надежда жила, пока еще оставалась стена, которую он ощупывал. Крохотная, но все-таки надежда. Вот когда стена кончится, а выход не будет найден, можно предаваться отчаянию.

Несколько сантиметров вперед, на колени, ладони прижаты к камню, ощупывают путь…

Халифа добрался до места, где валялись черепки, – грубые, толстые осколки, вероятно, от разбитого сосуда для хранения продуктов. Еще через несколько метров провел рукой вверх от пола и нащупал неглубокую выбоину в камне. Такую же он обнаружил, когда двигался по тоннелю в сторону тупика, но та, насколько он помнил, находилась на уровне плеча. А эта – на высоте колена. Или это была одна и та же выемка и его подвела память? В адской черноте трудно поручиться за свои ощущения. Халифа застыл, исследуя выемку кончиками пальцев. В глубину не больше пары сантиметров – скорее похоже на зарубку. Гладкая на ощупь, с округлыми краями. Он точно помнил, что та, другая, была глубже и не такая ровная. Следовательно, здесь были две разные выемки. Он провел руками вверх по стене. Пальцы наткнулись еще на одну выбоину – на уровне бедра, выше – против груди и на четвертую – на уровне плеча. Именно эту он обнаружил раньше. Никаких сомнений: та же глубина, тот же бугорчатый нижний край. Четыре выемки друг над другом в гладко отесанной стене. Интересно.