Курт Ауст - Судный день

– Когда я догадался, чем Мария промышляла, все стало на свои места, и я понял, почему граф ругал девушку: вероятно, она и его пыталась очаровать. И по той же причине Мария не ладила с хозяйкой…

Краем глаза я заметил, как трактирщица кивнула.

– Вот почему сегодня утром мы обнаружили Тённесена в комнате Марии. – Томас посмотрел на Тённесена, но тот сидел, уставившись в пол и положив руки на колени. На одном пальце висела кружка. Пустая. – Тённесен полагал, что заранее провел с девушкой их первую брачную ночь, однако для нее он был всего лишь одним из многих. Мария не считала себя его нареченной – наоборот, его назойливость раздражала ее, и она старалась его избегать, а это повергало Тённесена в уныние и только сильнее подогревало его чувства. – Томас развел руками. – Итак, я нашел того, на чьей совести были убийства, однако действовал он законно. Получается, что Тённесен – не тот, кто нам нужен.

Часы тикали. Быстро взглянув на часы, профессор поспешил продолжить рассказ. Длинная стрелка, направленная вниз, стояла почти вертикально. У меня засосало под ложечкой… Время, спрятанное в часах, уходило чересчур быстро… Стрелка вскоре поднимется, и тогда…

– …Мария, – рассказывал Томас, – постоянно сбивала меня с толку. Иногда ее слова что-то проясняли, но, безусловно, она о многом умалчивала. Мария рассказала, что граф и прежде останавливался на этом постоялом дворе и что он как-то странно вел себя: например, следил за другими постояльцами. Она как-то спросила графа, кого он ищет, и тот ответил: “Следуй за носом” – и постучал себя по носу.

Что-то было не так. Неужели память меня подводит? Или это Томас все напутал? Разве не госпожа фон Хамборк об этом рассказала? Я посмотрел на трактирщицу – та побледнела и напряглась, словно струна. Жадно ловя каждое слово, она не сводила взгляда с губ Томаса. Внезапно я вспомнил о ее положении… О диагнозе, поставленном Томасом… Перед тем как спуститься сюда, он произнес: “Нельзя унижать”, и теперь смысл этого латинского изречения начал понемногу доходить до меня. Профессор хотел скрыть интрижку трактирщицы с графом от ее мужа и всех остальных. А вдруг из-за этого убийца улизнет? К чему тогда скрывать? Ведь о ее положении рано или поздно узнают!

– Я тогда не понял, к чему граф это сказал, – продолжал Томас, – пока сегодня мне не вспомнилась вдруг пословица: “Следуй за носом, даже если нос кривой”. Предположим, граф намекал на что-то? Или кого-то. Может статься, граф выслеживал некоего кривоносого человека? Тогда зачем?

Томас обвел рукой собравшихся:

– На этом постоялом дворе есть лишь один постоялец, нос которого можно считать кривым, и поэтому я задумался именно о вас, пастор Фриш.

Пастор Якоб смотрел на Томаса спокойно, но от моего взгляда не укрылось, что он с такой силой стиснул Библию, что костяшки пальцев побелели. Семь пар глаз обратились на пастора, отчего кончик его носа тоже стал белым.

– Если граф намекал на вас, то я понял вдруг, почему вы так внезапно поменяли отношение к предсказанию о Судном дне. А тем вечером вы даже придумали ему обоснование, более достойное шарлатана, нежели служителя церкви. Если графа убили вы, то непременно попытались бы вселить в окружающих страх перед неизведанным, чтобы таким образом отвлечь их от поисков убийцы. Я также понял истинный смысл вашего с Марией разговора за ужином в пятницу. Девушка тогда рассматривала вашу прекрасную Библию и выпытывала, сколько могут стоить подобные книги. И чем выше она называла сумму, тем больше ее, казалось, это радовало. Странно, если учесть, что она, похоже, серьезно приценивалась к книге.

Томас повернулся к присутствующим, и пудра с его парика осыпалась на камзол. Мне захотелось вскочить и отряхнуть дорогую ткань, перебить его, заставить замолчать, чтобы он отвлекся и не упоминал больше о Марии. Но, как и все остальные, я продолжал сидеть не шелохнувшись, завороженный его словами… Его ужасными словами.

– Неужели все мы тогда оказались свидетелями шантажа? А ведь я об этом даже не подозревал… И я предположил, что Мария из окна своей комнаты видела, как пастор убил графа, и теперь, обсуждая стоимость Библии, намекала ему на это. И давала таким странным образом понять, что ее молчание можно купить.

Не поднимая взгляда, Тённесен сжал кружку так, что ее деревянные стенки затрещали.

– Однако вместо того, чтобы платить за молчание, пастор решил убить девушку и заставить ее замолчать навсегда. Так я предполагал. – Последние слова профессор произнес, когда оскорбленный священник вскочил, готовый что-то возразить.