Курт Ауст - Второй после Бога

Я ворвался в комнату, даже не постучавшись, нунций вскочил с кровати и поднял руки, чтобы защитить себя; наконец он обнаружил, что это – я.

– Господин Петтер, – с облегчением пробормотал он, закрывая лицо окровавленной тряпкой.

Я был готов расцеловать его, так велика была моя радость, что он жив.

– Будет он есть кашу или не будет, но заплатить за нее он должен! – Сигне была приветлива, как всегда. Я бросил ей деньги и послал ее к черту, однако все-таки успел услышать, как она пробурчала: – Но он успел сказать, где это лежит… и если он это найдет, он станет!.. – Но мы уже бежали к карете.

Пока кучер выбирал наиболее приемлемую дорогу – мимо Гленне, – и мы быстро приближались к Хорттену, нунций рассказал, что юнкер Стиг как мог гнал их лошадей, и что нунций потребовал, чтобы они остановились в Осгордстранде, заявив, что он вот-вот свалится с лошади. Юнкер Стиг разозлился и сказал, что теперь Петтера Хорттена повесят из-за того, что нунций сказал, что он должен умереть.

– Кто он? – прервал нунция Томас. – Кто должен был умереть? Вы?

– Не знаю. – Нунций был в отчаянии. – Он много чего наговорил, это было так странно.

Юнкер хотел сразу же ехать дальше и потащил нунция к лошадям, но когда нунций заявил, что сначала должен поесть, завязалась драка, юнкер в кровь разбил ему лицо и выбежал за дверь.

– Он бросил мне монету и назвал меня шутом. – Нунций порылся в карманах и показал нам монету.

– Монету?! – Томас взял ее, перевернул, повертел и нахмурил лоб. – Это кардинальская монета, или, как мы ее называем, двуглавая. Видите, на ней изображен католический кардинал, на нем митра, и у него двойной подбородок – все как будто правильно и хорошо. Но если вы повернете его головой вниз, вы увидите шута в колпаке с бубенчиками.

Нунций ахнул, схватил монету и долго ее разглядывал, вертя так и сяк.

– Монета старая и ничего не стоит. – Томас нетерпеливо забрал у него из рук монету. – Это шутка, обман.

Нунций покачал головой.

– Какое ребячество! – раздраженно проговорил он.

– Вы знаете, куда он поехал? – Томас наклонился к нунцию и пристально смотрел на него.

– До того как мы расстались, он несколько раз упомянул усадьбу Хорттен. – Но ведь он мог и изменить свое решение…

– Нет! – Томас снова сел и поглядел на сгущавшиеся за окном кареты сумерки. – Нет, вскоре мы это узнаем.

Когда кучер свернул налево и поехал к Хорттену, из-за деревьев на востоке проглянула луна. Она уже покидала линию горизонта, но еще цеплялась за него, как большой приклеившийся круг сыра. На дворе усадьбы у двери хлева стоял хозяин, вокруг роились мухи, у него из шеи текла кровь.

Мы с Томасом выпрыгнули из остановившейся кареты и в страхе бросились к нему.

– Что случилось? – удивился он.

Мы не отрывали глаз от его кафтана, от крови, наконец я узнал этот кафтан, в нем хозяин обычно резал скот.

– Я уже зарезал его, – сказал хозяин и с ухмылкой показал нам нож. – Вот, собирался свежевать.

– Кого? – хрипло спросил Томас.

– Бычка, – объяснил хозяин. – Как вы и просили.

– Мы, просили?

– Ну да… – Хозяин растерялся. – Так сказал этот чертов юнкер. Сказал, что вы собираетесь что-то отпраздновать и хотите, чтобы я зарезал бычка и чтобы вы могли завтра устроить праздник. – Голос хозяина выдал его смятение – посоленная говядина должна была провялиться не меньше двух-трех лет, чтобы она годилась для праздничного угощения.

– Он так и сказал… праздник? – ничего не понимая, переспросил я.

– Где он? – Томас огляделся по сторонам.

– Куда-то уехал. Сказал, что вернется поздно. – Хозяин схватился за живот. – Вот живот прихватило. Это газы. – Он выпустил газы и облегченно вздохнул.

– Вы пили с ним что-нибудь до того, как он уехал?

– Нет… Ничего. А что?..

Мы не стали ждать и оба бросились в дом. Остановившись в дверях кухни, мы ее оглядели.

– Вода! – крикнул Томас.

– Разведенная сыворотка, – предположил я и показал на неполное ведерко.

Томас схватил ведерко, выбежал во двор и выплеснул сыворотку на землю.

– Это еще зачем? – Хозяин ничего не понимал.

– Боюсь, он отравил эту сыворотку, – выдохнул Томас и потряс ведерко, выливая на камни последние капли.

– Нет, – сказал хозяин.

– Вы бы ничего и не заметили, вкус остался бы прежним, но…

– Нет, – упрямо повторил хозяин. – Я разбавил эту сыворотку уже после того, как он уехал.

Томас медленно поднял голову, отдал ведерко хозяину и ушел. Прибежала кошка и начала лизать вылитую сыворотку, она довольно урчала.