Курт Ауст - Второй после Бога

Но теперь у меня нет читателя. Никто не ждет с интересом продолжения моей рукописи. Никто не задает вопросов.

Только старая норна Скульд заходит иногда ко мне и заглядывает через мое плечо, следя покрасневшими глазами за скрипучим бегом моего пера по бумаге. Она ничего не говорит, не подает мне знака, что хочет о чем-то меня спросить. Она как будто ждет, как будто пришла только для того, чтобы посмотреть, насколько я продвинулся в своем рассказе и много ли мне еще осталось.

Мне кажется, я знаю, чего она ждет.

Потом она неожиданно исчезает, я трясу своей глупой старой головой и думаю, что пора ложиться спать. Как бы там ни было, а человеку необходимы сновидения, которые посещают его, когда он спит.

Мой верный слуга, Барк, видит, что я пишу каждый день, но не задает мне никаких вопросов. Слуга не должен задавать вопросов хозяину. Я вижу, что ему любопытно, и я уже рассказал ему немного о своем прошлом, о том, что возвращаюсь в Норвегию, на свою родину, рассказал, о чем я пишу. Но я не хочу смущать его просьбой прочитать мою рукопись, вряд ли он так хорошо умеет читать, чтобы с этим справиться.

И все-таки я пишу дальше. Должен. Такое у меня чувство. Оно похоже на принуждение. Каждый день я просиживаю по многу часов, подгоняю себя, хотя у меня начинает болеть спина и трясется рука. Я не позволяю себе передышек, как позволял летом с Хоффманном.

Мне не хватает Хоффманна. Не хватает князя Реджинальда.

Мне не хватает читателя.

Почему я не вспомнил об этом раньше? Не подумал о том, что у юнкера нет лысины, нет “луны”? Может, тогда жизнь торговца Туфта была бы спасена. Я сидел в карете, и меня мучило раскаяние, а мимо нас летели поля и леса. Томас и помощник судьи серьезно допросили Герберта, но, похоже, бедный малый почти ничего не знал. Он служил лакеем у одной придворной дамы, когда ему вдруг приказали отправиться в поездку с юнкером Стигом. Слуга юнкера тогда был серьезно болен, так объяснили Герберту.

Фрёкен Сара сидела в углу кареты напротив меня, она что-то сжимала в руках и с мрачным видом смотрела в окно. Я думал, что вообще-то у нас не было серьезных причин увозить ее из Тёнсберга. Хотя и там ей теперь уже нечего было делать, поскольку у нее больше не было ни денег, ни товара.

Она заметила, что я смотрю на нее, и протянула мне то, что держала в руках.

– Я захватила ваш парик, господин Петтер, – сказала она.

– Спасибо. – Я улыбнулся и взял эту кошку, которую переехала телега.

– Его надо почистить, и он будет как новый, – утешила она меня просто из вежливости. В лучшем случае этот парик мог бы получить вторую жизнь дома, у фру Ингеборг, в качестве тряпки для стирания пыли.

– Где в Осгордстранде они могут находиться? – вдруг спросил Томас.

– На постоялом дворе, – предположил я. – Юнкер плохо знает эти места, вряд ли он придумает что-нибудь другое.

Действительно, у постоялого двора была привязана лошадь, но одна, а не две. Значит, они проехали дальше. Но все-таки я забежал к старой Сигне, которая у очага мешала в котле какое-то варево и до смерти испугалась, увидев меня.

– У вас были сегодня два незнакомца – благородный господин и иностранный торговец? – крикнул я с порога и шагнул к ней. Она испуганно схватилась за сердце и выудила из котла упавший туда половник; чертыхнувшись, Сигне сказала, что чуть не сварила кашу из своего лучшего половника только потому, что у меня не хватает ума вести себя, как подобает людям. Я извинился и вытер для нее ручку половника.

– Вообще-то были у нас сегодня чужие люди, – буркнула она и покосилась на меня. – Разве вас не собираются повесить?

– Что?! – Я чуть не упал. – Меня?.. Повесить?..

– Да, – мрачно ответила она. – Это сказал один из них, а потом ударил другого по голове так, что у того брызнула кровь. Он сказал, что Петтера Хорттена должны повесить. Разве вы не Петтер Хорттен? – Она оглядела меня с ног до головы, будто на мне была краденая одежда.

– Да-да, – нетерпеливо сказал я. – Я – Петтер Хорттен. Куда они поехали?

– Один сказал, что второй виноват в том, что вас теперь повесят, и, вообще, виноват в том, что многим пришлось умереть…

– Кому пришлось умереть? – От волнения я потянул Сигне за руку. – Кто должен был умереть, Сигне?

– А вы спросите у него самого, – сказала она, отнимая у меня свою руку. – Он лежит в комнате на втором этаже, у него разбито лицо.

Я бросился вверх по лестнице.

– Скажите ему, что каша готова! – крикнула она мне вслед.