Найо Марш - Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке (сборник)

– Не говорите «она» и не говорите «сволочная». Первое вульгарно, а для второго вы слишком молоды.

Мисс Бирнбаум с наслаждением ухмыльнулась.

– Что ж, – сказала она, – в любом случае я так думаю. И она ведь даже не добродетельна. Вы знаете некоего Уитерса?

– Да.

– Это ее приятель. Не притворяйтесь, что шокированы. Я написала об этом своей матери. Я надеялась, что ее это немного отрезвит. Отец написал мне и спросил, не тот ли это, кого зовут Морисом и который похож на красного борова – это у нас страшное оскорбление, знаете ли! – потому что если так, то мне нельзя здесь оставаться. Но мать сказала, что если он друг миссис Хэлкат-Хэккетт, то не может быть плохим. Я сочла это чертовски смешным. Пожалуй, единственный смешной момент во всем этом деле. Не думаю, что очень весело бояться одновременно и мужа, и любовника, как вы считаете?

Аллейн смущенно почесал в затылке и внимательно посмотрел на мисс Бирнбаум.

– Послушайте, вы предоставили нам массу сведений, это вам понятно? Вот здесь находится мистер Фокс, он все записывает. Что вы на это скажете?

Ее смуглое лицо порозовело. В уголках полных губ обозначились две жесткие линии.

– Вы о том, что она может попасть в беду? Надеюсь, что так. Она порочная женщина. Она убила бы любого, кого хотела бы убрать с дороги. Ей очень часто хочется убить меня. Она говорит мне такие вещи, от которых все внутри переворачивается, настолько они обидны. «Дорогая, как я могу что-то для тебя сделать, если ты только пялишься, как рыба, и не вымолвишь ни слова?». «Боже, за что на меня взвалили это бремя?». «Дорогое дитя, я понимаю, что ты не можешь изменить свою внешность, но приложи хоть какие-то усилия, чтобы твоя речь не так походила на речь жителей Сохо [38]». А еще передразнивает мой голос. Вчера сказала мне, что многое оправдывают немецкие предубеждения, и спросила, нет ли у меня каких-нибудь родственников среди беженцев из Германии, потому что, как она слышала, англичане берут их на работу горничными. Надеюсь, что она и есть убийца. Надеюсь, вы арестуете ее. Надеюсь, она будет повешена за свою гнусную старую шею, пока не умрет [39].

Негромкий хрипловатый голос умолк. Мисс Бирнбаум чуть дрожала. Над ее верхней губой выступила тонкая полоска пота.

Аллейн нахмурился и потер нос.

– Вам стало легче после того, что вы сказали?

– Да!

– Мстительный чертенок. Неужели вы не можете стать выше этого? Взглянуть на это как на что-то крайне неприятное, но не слишком продолжительное? Вы не пытались использовать рисование как отвлекающее средство?

– Я нарисовала карикатуру на нее. Когда уеду отсюда, пошлю ей, если к тому времени ее не посадят.

– Вы знаете Сару Аллейн?

– Она одна из тех, кто пользуется успехом. Да, я знаю ее.

– Она вам нравится?

– Она неплохая. Хотя бы узнает меня, когда видит.

Аллейн решил оставить на время вопросы о племяннице.

– Что ж, – заключил он, – рискну сказать, вы ближе к избавлению, чем вам кажется. Сейчас мне пора идти. Надеюсь, мы скоро встретимся.

– И я надеюсь. Полагаю, вы считаете меня очень гадкой особой.

– Вот-вот. Настройтесь так, что все ненавидят вас, и будет вам счастье.

Мисс Бирнбаум хихикнула.

– Думаю, вы умны и знаете об этом. До свидания.

Они дружески пожали друг другу руки, и она проводила их в холл. Бросив на нее последний взгляд, Аллейн увидел, как она стоит – приземистая, смуглая и вызывающая – на фоне сдержанно-благопристойных полутонов и прекрасных псевдоампирных занавесей.

Почти в шесть часов вечера Аллейн и Фокс вернулись в Скотленд-Ярд. Они пришли в кабинет Аллейна. Фокс начал обрабатывать свои записи, Аллейн занялся отчетами, поступившими в их отсутствие. Оба раскурили трубки, и между ними установилось то приятное ощущение невысказанной близости, которое посещает двух людей, молча работающих над одним и тем же делом.

Через какое-то время Аллейн отложил отчеты и, посмотрев на своего друга, подумал: «Как часто мы с Фоксом вот так сидели, работая, точно пара безвестных клерков концерна под названием «Страшный суд», подшивая и сопоставляя человеческие злодеяния. Фокс порядком поседел, на щеках у него появились старческие фиолетовые жилки… Вот закончим, и я, одинокий малый, отправлюсь домой, в свою берлогу». И в его сознание проник образ женщины, сидящей у огня в высоком синем кресле. Но это была слишком традиционная картинка. Уж скорее она сидела бы на коврике перед камином, и руки ее, запачканные углем, наносили бы красивые линии на белую поверхность. С его приходом она подняла бы взгляд от своего рисунка, и ее глаза, глаза Трой, улыбнулись бы ему, а может, посмотрели бы хмуро. Аллейн отогнал этот образ и заметил, что Фокс смотрит на него со своим обычным бесстрастно-выжидающим видом.