Найо Марш - Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке (сборник)

Старики пожелали показать Аллейну и Фоксу свой сад. У Аллейна не хватило духу отказаться, а кроме того, он питал слабость к садам. Миссис Харрис подарила каждому из них по букету из лаванды и розмарина, цветы которых, как она сказала, будут не так бросаться в глаза в руках джентльменов, как более яркие цветы. Вид Фокса, торжественно сжимающего в громадном кулаке букетик цветов и осматривающего бордюр из пересаженных анютиных глазок, был зрелищем почти невообразимым для его начальника. Когда экскурсия была окончена, часы показывали уже два.

– Обязательно заходите, когда будете в наших краях, – приговаривала миссис Харрис, дружелюбно подмигивая Аллейну, – а я запомню, что вы говорили о садике вашей матушки.

– Да, да, – подхватил мистер Харрис. – Как только будете в наших краях. Конечно. Любой человек из старого доброго Фальконбриджа – желанный гость.

Аллейн развернул машину и тронулся по переулку Оукэпл-лейн, а старики все стояли рядом у калитки и махали им, немного похожие на детей.

– Ну и ну! – вырвалось у Фокса. – Ну и ну!

– Ни слова больше, – сказал Аллейн, – пока не доедем до того паба на въезде в Барбикон-Брэмли. Ты помнишь, что мы еще не обедали? Я отказываюсь произнести хоть слово, пока не пропущу пинту горького.

– А к нему – хлеба с сыром и пикулями, – добавил Фокс. – А в пикулях чтобы побольше лука.

– Боже, Боже, Фокс, что за выбор! Хотя, знаешь, звучит чертовски здорово. «Хлеб, сыр и пикули», Фокс, это именно то, что нам нужно. Свежий белый хлеб, простой деревенский сыр, соленья домашнего приготовления и горькое пиво.

– И я о том же, мистер Аллейн. Вы большой гурман, – сказал Фокс, который сам обучился французскому. – И не думайте, что я не наслаждался теми обедами, которыми вы угощали меня, когда дела порой заворачивались каким-то странным образом. Еще как наслаждался. Но когда проголодаешься и находишься в английской деревне, тут уж ничто не сравнится с сыром и пикулями.

В пабе нашлись необходимые деликатесы. С четверть часа у них ушло на еду, а затем они опять тронулись в путь.

– Ну так что? – спросил Аллейн.

– Что меня наповал убивает, – сказал Фокс, вытирая платком свои короткие усы, – так это малышка Вайолет. Ведь мы знали, что она племянница этого старого джентльмена, верно? Но, черт возьми, как мы могли предполагать, что она гостила там в то время?

– Ты прав, Братец Лис, мы никак не могли этого знать.

– Мне кажется, она и сама может об этом не догадываться, – продолжал Фокс. – Ведь мисс Вайолет Харрис может и не осознавать, что леди Каррадос и есть та самая миссис О’Брайен, чьего умирающего мужа привезли в дом ее дяди-викария, где она гостила пятнадцатилетним подростком.

– Вполне возможно. Надеюсь, она хоть помнит ту поездку на велосипеде. Вижу, нам придется освежить ее память.

– Да. А теперь, когда я размышляю над услышанным, сдается мне, что именно Каррадос забрал письмо у юной Вайолет. Каррадос, который сидел в машине у ворот больницы, пока бедняга, получивший письмо из Австралии, умирал там. А потом, когда поднялась суматоха из-за пропавшего письма, как же он поступил?

Понимая, что вопрос этот чисто риторический, Аллейн промолчал.

– Он говорит вдове, – продолжал Фокс, – что повсюду наводил справки, но письмо так и не нашлось.

– Да, – кивнул Аллейн. – Несомненно, именно это он ей и сказал.

– Ладно. Ну а зачем он так поступил? Полагаю, это оттого, что сэр Герберт Каррадос по натуре – как бы это сказать – в какой-то мере «моральный трус», с некоторым психологическим вывертом. Это то, что психоаналитики называют подавлением, вытеснением или как-то там еще. Думается, он не хотел признать, что видел письмо, потому что его прочел. Тот австралийский парень знал, что капитан О’Брайен женат на душевнобольной, и написал ему, желая уведомить о том, что теперь он овдовел. Если, по словам леди Каррадос, ее нынешний муж действительно был давно в нее влюблен, то письмо должно было потрясти его. Теперь предположим, что этот человек, заносчивый и чванливый, но при этом страстно желающий ее, говорит себе: не надо будить спящую собаку, пусть все останется как есть.

– То есть делает вид, что не читал никакого письма? Да, весьма здравая мысль. Это в его характере.

– И я об этом, – удовлетворенно отозвался Фокс. – Но вместе с тем письмо он не уничтожил. Или все-таки уничтожил?

– Именно это нам предстоит выяснить.

– И все-таки, сэр, у нас есть свои подозрения на этот счет, не так ли?