Том Харпер - Гробница судьбы

– Тридцать восьмой этаж. Вы найдете там все, что вам нужно.

Элли казалось, что лифт слишком медленно ползет вверх. Они с Дугом стояли в противоположных углах кабины. Вчерашняя ссора еще не была забыта.

– Ты уверен, что приехал извиниться? – спросила Элли. – Не спасать и не увозить меня силой обратно в Оксфорд?

Дуг поднял руки, выражая тем самым миролюбие.

– Я просто хотел удостовериться, что у тебя все в порядке.

Они вышли из кабины лифта. С минуту Элли перебирала связку в поисках ключа от входной двери.

Когда дверь открылась, они замерли на пороге. Внутреннее убранство квартиры в этой брутальной башне, вознесшейся над Лондоном на стометровую высоту, напоминало интерьер французского замка: симфония темного дерева и тяжелых тканей, позолоченных орнаментов с завитками и лакированных поверхностей. Стены, словно в музее, были увешаны картинами в затейливо украшенных рамах – кроме одной стены, полностью стеклянной. Сгущались сумерки. Простиравшийся внизу город, насколько хватало глаз, уже светился мириадами огоньков. Элли не знала Лондон настолько хорошо, чтобы определить все его основные ориентиры, но она смогла различить здание Парламента и собор святого Павла.

– Взгляни-ка сюда, – Дуг рассматривал позолоченную тумбочку из черного дерева. – Думаю, это Людовик XIV. Семнадцатый век. А это кресло как будто привезли из Версаля.

Элли в изумлении бродила по квартире, не осмеливаясь ни до чего дотрагиваться. В спальне она обнаружила огромную кровать высотой почти по пояс, с каркасом из орешника, который вполне мог бы служить в качестве лодки. Свисавший над ней балдахин напоминал шатер. Окна выходили на восток, и из них были видны башни Кэнэри Уорф и лента Темзы, тянувшаяся за темный горизонт.

Девушка вздрогнула, почувствовав на плече чью-то руку. Но это был всего лишь Дуг. Толстый ковер заглушил звук его шагов. Он наклонился и провел носом по ее шее. Затем снял с нее куртку, расстегнул пуговицы тонкой блузки и повел ее к кровати.

– Может быть, ты и была права, – прошептал он. – Может быть, все и не так плохо.

Граф все еще стоит на коленях перед алтарем, но его голова лежит в паре ярдов от тела. Вокруг растекаются струйки крови. Тело отчаянно нуждается в недостающей плоти. Стражи графа замерли у дверей часовни, они, судя по всему, потрясены увиденной картиной. Часовня превратилась в настоящую бойню.

Я вспоминаю мальчика, стоящего на коленях перед другим алтарем, в другом месте, очень далеком отсюда. В другом мире.

Как я дошел до такого?

Я опускаюсь на колени перед епископом. Кожа головы зудит в том месте, где мне этим утром выбрили тонзуру, тело чешется от прикосновения грубой шерстяной рясы, которую меня заставили надеть. В колени вонзаются холодные, острые камни пола.

За происходящим наблюдает целая толпа. В первом ряду располагаются брат Ральф, отец, его мажордом и вавассоры [3]и аббат монастыря Сент-Дэвида, надеющийся, что я однажды отдам его монастырю часть своего наследства. За ними стоят мать и сестры, где-то вдалеке – слуги, крепостные, их жены и дети. Пятьдесят или шестьдесят душ, зависимых от моего отца. Он разрешает их споры, защищает их дома и собирает с них налоги. Не все из них благодарны ему за это. Я чувствую их злобные взгляды, словно ножи, вонзающиеся мне в спину. Я – их враг.

Я знаю, хотя и не понимаю, почему это так. Они – валлийцы, бритты, а я – норманн. Но я родился здесь, как и мой отец. Моя нога никогда не ступала на землю Нормандии. Разумеется, я слышал предания о том, как герцог Вильгельм потребовал корону Англии у узурпатора Харольда; о том, как мой прапрадед Энгерранд сражался с ним при Гастингсе и убил семнадцать англичан; о том, как мой дед Ральф последовал за графом Клэром в Уэльс и был вознагражден землями, которыми ныне владеет мой отец. Мне нравятся эти истории о рыцарях и битвах. Я постоянно докучаю просьбами брату Освальду, монаху, занимающемуся моим образованием, пересказать их. Он предпочитает предания о святых и Иисусе.

В том возрасте мне не приходило в голову, что у этих преданий существует обратная сторона. Что каждый раз, когда мои предки обнажали мечи и доставали копья, они обрушивались на предков тех, кто сейчас стоит в церкви в задних рядах и буравит меня недобрым взглядом.

Толстая золотая цепь с синим камнем на шее епископа нависает надо мной, когда он возлагает ладонь мне на лоб. Я смотрю на камень и стараюсь не плакать. Мне не хочется быть священником. Мне хочется быть рыцарем, как Ральф. Я уже умею сражаться деревянным мечом и скакать на коне по лугу вдоль реки. Но у рыцарей большие расходы: нужно покупать коней, сбрую, оружие, доспехи, содержать все это в хорошем состоянии, а также оплачивать и кормить грумов и оруженосцев. У священников расходов гораздо меньше. Отец говорит, что рыцарь извлекает прибыль только во время войны, а священник – круглый год.