– Я же говорю вам: забыть такое немыслимо.
– Тем не менее… ему будет неприятно говорить со мной на эту тему?
– Да. Очень.
– Он ваш близкий друг?
– При чем тут это? – резко ответила она. – Амброуз хороший человек, и я не хочу, чтобы у него были неприятности. Почему вы не можете просто обещать мне то, о чем я вас прошу?
– Хорошо, я обещаю, – согласился я нехотя. – Ни с кем в деревне я не буду говорить о том, что услышу от вас.
Связав себя таким образом, я от души понадеялся, что обитатели Грейт-Холлинга и впредь будут избегать меня так же старательно, как до сих пор, и не станут подвергать меня соблазну. А то, с моей удачей, не успеешь расстаться с Маргарет Эрнст, как тут же налетишь на словоохотливого доктора Флауэрдейла, которому захочется поточить лясы с полицейским из Лондона.
Три портрета покойного Чарльза Эрнста послали мне со стены три предупреждающих взгляда. «Попробуй нарушить слово, данное моей жене, негодяй, и ты пожалеешь об этом», – казалось, говорили их глаза.
– А как же быть с вашим душевным покоем? – спросил я. – Вы не хотите, чтобы я говорил с доктором Флауэрдейлом под тем предлогом, что это может причинить ему боль, но меня волнует, что я могу причинить боль вам.
– Хорошо. – Маргарет вздохнула с облегчением. – По правде говоря, я рада возможности поделиться этой историей с другим человеком со стороны, вроде меня самой.
– Тогда расскажите, пожалуйста, – попросил я.
Кивнув, она вернулась в свое кресло и принялась рассказывать мне историю Франсис и Патрика Айв, которую я выслушал, не перебивая. Вот она, изложенная ниже.
* * *
Сплетню, с которой все началось шестнадцать лет назад, пустила служанка, работавшая в доме преподобного Патрика Айва, молодого викария Грейт-Холлинга, и его жены Франсис. Однако девушка была не единственной и даже не главной причиной разыгравшейся потом трагедии. То, что вышло из ее уст, было ложью, злобной и ядовитой, но она сообщила ее лишь одному человеку и ничего не сделала для ее дальнейшего распространения по деревне. Более того, когда начались неприятности, служанка забилась в угол и почти не показывалась на люди. Многие думали, что она стыдится сделанного, и это было бы вполне естественно. Потом она еще пожалеет о том, какую роль сыграла, и постарается загладить свой грех, но будет поздно.
Конечно, с ее стороны было очень дурно сказать такое даже одному человеку. Возможно, причиной тому была усталость после особенно тяжелого рабочего дня в доме викария, а может быть, и обида на хозяев, подпитываемая недовольством своим положением в обществе. Быть может, она просто хотела расцветить свою скучную жизнь сплетней, по наивности не предполагая, к каким серьезным последствиям это приведет.
К несчастью, тем единственным человеком, с кем служанка поделилась своей гнусной выдумкой, была Харриет Сиппель. Нетрудно понять, почему девушка пошла сплетничать именно к ней. Только Харриет, обозленная и мстительная после кончины мужа, была способна воспринять ее несусветную ложь с энтузиазмом, никому другому в голову не пришло бы считать это правдой. Но Харриет – совсем иное дело: если в деревне творится что-то неподобающее, то для нее это даже хорошо, а уж если викарий замешан, так и вовсе прекрасно! Представляю, какой радостью зажгись, наверное, ее глаза! Да, Харриет была идеальной слушательницей для клеветнической истории, которую выдумала служанка, и наверняка именно поэтому ей досталась эта роль.
Служанка наплела Харриет Сиппель, что их викарий, Патрик Айв, – шарлатан самого гнусного и святотатственного толка: что будто бы он, пользуясь отсутствием жены, имевшей обыкновение помогать по вечерам соседям, заманивал к себе в дом то одного, то другого своего прихожанина, и за деньги сообщал этим несчастным вести об их умерших родственниках и любимых; послания с того света якобы передавали через него души покойных.
Всякому, кто не отказывался слушать, Харриет Сиппель говорила, что жертвами шарлатана Патрика Айва стали несколько человек, возможно преувеличивая размеры его преступления ради пущего драматизма. Девушка-служанка позже клялась, что назвала Харриет лишь одно имя: Нэнси Дьюкейн.
Нэнси была тогда еще не известной портретисткой, а обычной молодой женщиной. Она появилась в Грейт-Холлинге в 1910 году вместе со своим мужем, Уильямом, когда тот принял пост директора местной школы. Уильям был намного старше Нэнси. Когда они поженились, ей было восемнадцать, а ему почти пятьдесят; в 1912 году он скончался от болезни легких.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу