Под именами и датами на плите было стихотворение. Сонет, но незнакомый. Я начал читать:
То, что тебя бранят, – не твой порок,
Прекрасное обречено молве.
Едва я прочел первые две строки, как за моей спиной раздался голос:
– Автор – Уильям Шекспир.
Обернувшись, я увидел женщину лет пятидесяти, с длинным, слегка костистым лицом, волосами каштанового цвета, кое-где тронутыми сединой, и мудрыми, наблюдательными зеленовато-серыми глазами. Плотнее запахнувшись в темное пальто, она сказала:
– Мы долго спорили, писать ли имя автора.
– Простите?..
– Под сонетом. В конце концов сошлись на том, что на плите должны быть только эти имена… – Она вдруг отвернулась, не закончив фразы. Когда я снова увидел ее лицо, в ее глазах стояли слезы.
– В общем, мы решили… в смысле, я и мой покойный муж Чарльз решили… Хотя нет, решила, в общем-то, я. Но Чарльз во всем меня поддерживал. Мы оба сошлись во мнении, что имя Уильяма Шекспира и без того широко известно, нет нужды писать его еще и здесь. – Она кивнула на плиту. – Хотя, когда я увидела, что вы смотрите, я почувствовала, что просто должна подойти и сказать вам, кто автор.
– Я думал, что я здесь один, – сказал я, удивляясь, как мог не заметить ее приближения, ведь я стоял лицом к улице.
– Я вошла через другую калитку, – сказала женщина, показывая себе через плечо большим пальцем. – Я живу в коттедже. Вас увидела в окно.
Видимо, мои соображения касательно невыгодного расположения ее жилища как-то отразились на моем лице, потому что она улыбнулась и сказала:
– Вы про вид? Меня он устраивает. Я выбрала коттедж специально, чтобы иметь возможность наблюдать за кладбищем.
Она произнесла это так, словно речь шла о самом обычном деле. Наверное, она читала мои мысли, потому что тут же объяснила:
– Могилу Патрика Айва лишь по одной причине не сровняли пока с землей, мистер Кэтчпул: потому что я за ней слежу, и все это знают. – Без всякого предупреждения она шагнула ко мне и протянула руку. Я пожал ее. – Маргарет Эрнст, – представилась она. – Зовите меня просто Маргарет.
– Вы имеете в виду… вы хотите сказать, что в деревне есть люди, способные потревожить прах Патрика и Франсис Айв?
– Да. Раньше я клала на их могилу цветы, но скоро поняла, что это бессмысленное занятие. Цветы легко уничтожить, не то что каменную плиту. Когда я перестала класть цветы, уничтожать стало нечего, разве что сам камень, но к тому времени я уже была в коттедже. Следила.
– Как это ужасно, что находятся люди, способные осквернить чужое место упокоения, – сказал я.
– Люди вообще ужасны, разве нет? Вы прочли стихотворение?
– Начал читать, но тут появились вы.
– Прочтите сейчас, – скомандовала она.
Я снова повернулся лицом к камню и прочел весь сонет целиком.
То, что тебя бранят, – не твой порок.
Прекрасное обречено молве.
Его не может очернить упрек —
Ворона в лучезарной синеве.
Ты хороша, но хором клеветы
Еще дороже ты оценена.
Находит червь нежнейшие цветы,
А ты невинна, как сама весна.
Избегла ты засады юных дней
Иль нападавший побежден был сам,
Но чистотой и правдою своей
Ты не замкнешь уста клеветникам.
Без этой легкой тени на челе
Одна бы ты царила на земле [36].
– Ну, мистер Кэтчпул?
– Странный выбор стихотворения для эпитафии.
– Вы так думаете?
– Клевета – сильное слово. Судя по содержанию этого стихотворения – если, конечно, я не ошибаюсь, – личности покойных Патрика и Франсис Айв подвергались нападкам?
– Именно. Отсюда и сонет. Я его выбрала. Меня отговаривали, уверяли, что гравировка целого сонета будет стоить дорого, советовали обойтись лишь первыми строками, как будто в деньгах дело. Люди такие скоты! – Маргарет Эрнст возмущенно фыркнула и каким-то материнским жестом положила ладонь на плиту, точно это был не камень, а макушка ее ребенка. – Патрик и Франсис Айв были из тех, кто никому не делает зла. Много ли найдется таких людей, о ком можно сказать подобное?
– О. Ну…
– Я сама их не знала – мы с Чарльзом унаследовали приход после них, – но так говорит деревенский доктор, мистер Флауэрдейл, а он единственный человек в Грейт-Холлинге, к чьему мнению следует прислушиваться.
Желая проверить, все ли я правильно понял, я переспросил:
– Значит, ваш муж был здешним викарием после Патрика Айва?
– Да, до самой своей смерти, три года тому назад. Сейчас здесь новый викарий: книжный червь, один, без жены, живет замкнуто.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу