Агата Кристи - Занавес. Последнее дело Пуаро

– Вы сказали, есть еще третий способ, – напомнил я.

– Ах да. Он требует от сыщика высочайшего мастерства. Нужно точно угадать, как и когда будет нанесен удар, и быть готовым вмешаться в момент, выбранный с предельной точностью. Вы должны поймать убийцу если не на месте преступления, то когда не останется ни малейших сомнений в его намерениях. А это, – продолжал Пуаро, – смею вас заверить, дело чрезвычайно сложное и деликатное, и я ни в коем случае не гарантирую успех! Возможно, я самоуверен, но не до такой степени.

– Какой метод вы предлагаете использовать здесь? – спросил я.

– Быть может, все три. Первый – самый трудный.

– Почему? Я бы подумал, что он самый легкий.

– Да, если вы знаете, кого собираются убить. Но разве вы не понимаете, Гастингс, что в данном случае я не знаю жертвы?

– Что?

Это восклицание вырвалось у меня невольно. Потом до меня начала доходить вся неординарность ситуации. Существует – должно существовать – какое-то звено, соединяющее серию преступлений, но мы не знаем, что это за звено. Не хватает мотива, что крайне существенно. А не зная его, мы не можем определить, кому угрожает опасность.

Пуаро кивнул, увидев по выражению моего лица, что я осознал, в каком мы оказались положении.

– Вот видите, мой друг, это не так просто.

– Да, – ответил я. – Я понимаю. Вам пока что не удалось нащупать связь между этими разными случаями?

Пуаро покачал головой:

– Ничего.

Я снова погрузился в размышления. Обычно преступления, совершенные одно за другим, предполагают их однотипность, однако здесь не было ничего подобного.

Я спросил:

– А вы совершенно уверены, что тут нет какого-нибудь мотива, связанного с деньгами? Ничего такого, что вы, например, обнаружили в деле Ивлин Карлисл?

– Нет. Можете не сомневаться, мой дорогой Гастингс, первое, что я ищу, – это финансовая заинтересованность.

Это было верно. Пуаро всегда был откровенно циничен в отношении денег.

Я снова задумался. Какая-то вендетта? Это лучше увязывалось с имеющимися фактами. Но даже в таком случае, казалось, не было никакого связующего звена. Я вспомнил прочитанную когда-то историю о серии бесцельных убийств. Ключом оказалось то, что все жертвы когда-то были присяжными заседателями. Преступления совершил человек, которого они приговорили. Мне пришло в голову, что нечто подобное могло быть в данном случае. К стыду своему, должен сказать, что утаил эту идею от своего друга. Для меня станет предметом гордости, если я приду к Пуаро с решением загадки!

Вместо этого я спросил:

– А теперь скажите мне, кто X.

К моей крайней досаде, Пуаро весьма решительно покачал головой:

– А вот этого, мой друг, я не скажу.

– Чепуха! Почему же?

Глаза Пуаро блеснули.

– Потому что, mon cher, вы все ТОТ же Гастингс. У вас все на лице написано. Видите ли, я не хочу, чтобы вы сидели, глядя на X с открытым ртом, и по выражению вашего лица каждый мог без труда прочесть: «Вон тот – тот, на которого я смотрю, – убийца!»

– Вы могли бы отдать мне должное: в случае необходимости я умею притворяться.

– Когда вы пытаетесь притворяться, это еще хуже. Нет, нет, mon ami, мы должны быть инкогнито, вы и я. В таком случае когда мы атакуем – то атакуем.

– Вы упрямый старый дьявол, – сказал я. – Мне очень хочется…

Меня прервал стук в дверь.

– Входите, – пригласил Пуаро, и в комнату вошла моя дочь Джудит.

Мне бы хотелось описать Джудит, но я не мастер описывать людей.

Джудит высокая, с гордой осанкой. Ровные темные брови, линия профиля правильная, строго очерченная. У Джудит серьезный и слегка презрительный вид, и, как мне кажется, ее всегда окружает атмосфера какой-то трагичности.

Джудит не подошла ко мне и не поцеловала – это не в ее характере. Она просто улыбнулась и произнесла:

– Привет, папа.

Улыбка у нее была немного смущенная, но я почувствовал, что, несмотря на сдержанность, дочь рада меня видеть.

– Ну что же, вот я и здесь, – сказал я, чувствуя, как глупо это звучит (что со мной часто бывает при общении с младшим поколением).

– Очень умно с твоей стороны, дорогой.

– Я рассказываю ему, – заметил Пуаро, – о здешней кухне.

– Она очень плохая? – спросила Джудит.

– Вам бы не следовало это спрашивать, дитя мое. Неужели вы не думаете ни о чем, кроме пробирок и микроскопов? Ваш средний палец запачкан метиленовой синью. Вашему мужу несладко придется, если вы не будете интересоваться его желудком.

– Полагаю, у меня не будет мужа.