Либба Брэй - Пророки

Его глаза остались такими же, как были когда-то: синими и ледяными.

– Очень мило было с твоей стороны прийти ко мне. Мне не пришлось тратить время и идти к тебе самому. – Он стоял перед ней, мерцая, как свечной огонь, зыбкий, эфемерный, но тем не менее способный гореть.

– Джерихо! – завопила Эви. – Джерихо!

Страшный Джон улыбнулся.

– Твоему приятелю сейчас не очень хорошо. – Эви побоялась спрашивать, что это значит.

Эви попыталась сесть и удивилась, что ее ничего не ограничивает.

– А какой смысл в ограничениях? – ответил он, будто прочитав ее мысли.

Эви застыла от ужаса.

– Почему? – выдавила она, больше не способная говорить, страх парализовал ее волю.

– Почему? – спокойно переспросил Джон Гоббс, словно она была избалованной школьницей, а он – ее терпеливым, мудрым учителем. – А почему я должен позволять этому миру существовать дальше? Он отравлен грехом, тонет в пороке и разложении. Пора новому богу возглавить его, Солнечная Дева.

– Я н-не твоя Солнечная Дева, – заикаясь, прошептала она.

Джон Гоббс вытянул из кармана обрывок ее пальто – с мерцающей вышивкой из золотой парчи.

– Дева, одетая в солнце.

Он улыбнулся так, что у Эви застыла кровь в жилах. Она принялась озираться по комнате, ища пути к отступлению, думая, чем можно воспользоваться для защиты. При виде слегка приоткрытой двери ее сердце бешено забилось. Она бросилась к выходу, но, словно почувствовав ее приближение, дверь закрылась прямо перед ее носом. Она принялась молотить по ней кулаками.

– И Господь сказал – пусть Дева, одетая в солнце, станет парой Зверю. Освятите ее плоть так же, как освятили его плоть.

Джон Гоббс медленно и торжественно подошел к жаровне: там на углях уже докрасна раскалялись клейма.

– Я… я… – Страх душил Эви. Слова застревали у нее в горле.

«Думай, Эви, старушка!» Она хотела сжечь дом дотла вместе с его жутким хозяином, но это уже было невозможно. Нужен был новый план. Уилл сказал, что они должны заключить его дух в священной реликвии, например талисмане, и уничтожить его. Но что она могла использовать теперь? Она снова принялась озираться по комнате, пытаясь найти хоть что-нибудь.

– В этой комнате заключена твоя сила, не так ли? Готовьте свои жилища – вот как было написано? А что произойдет, если эти стены будут разрушены? Как ты тогда возродишься?

– Уже слишком поздно для этого. Комета практически в зените. Осталось всего три минуты. Тебе суждено стать моей невестой, а я стану бессмертным, заполучив твое сердце. И ты будешь жить вечно, как и я, и все посвященные. Время пришло, моя Братия.

За спиной Эви раздался вдох – это были стены дома. Они выгнулись наружу, как натянутая мембрана, и Эви увидела, что за ней скрыты лица и руки. Эви попятилась и чуть не повалилась на алтарь, когда из стены начали выбираться тела, и комната наполнилась мертвыми членами культа Божьей Братии: ходячими трупами без кожи, прогоревшими до кости, с пустыми глазницами и ртами – посвященными. Проклятыми, готовыми к последней жертве. Они не остановятся до тех пор, пока ее трепещущее сердце не будет вырвано из грудной клетки, и Зверь возродится во всей своей силе.

– Они здесь, со мной – избранные Братии, принесшие себя в первую жертву. Да возрадуется Господь!

Над ее головой словно пронесся ветер с Катскильских гор – это посвященные один за одним повторяли: «Аминь, аминь…»

– Они требуют дань за свою жертву, и они ее получат.

Мертвецы шли прямо к ней. Они шли за ней. Эви бросилась вперед, мимо Джона Гоббса, к жаровне, схватила одно из клейм, обожглась и, вскрикнув от боли, выронила его. Обернув подол юбки вокруг металлической руки, она снова подняла клеймо и выставила его перед собой. Ее руки тряслись так, что клеймо ходило ходуном.

– В сосуд заключаю твой дух. Огню… вверяю твой дух…

Она забыла слова.

Гоббс засмеялся с жестокостью ребенка, с удовольствием давившего беззащитных жуков ботинками.

– В сосуд заключаю твой дух. Огню вверяю твой дух. Во тьму отправляю тебя, Зверь, и никогда впредь не возвращайся.

– Это должна быть святая реликвия! Только благословленный объект может содержать в себе дух.

– Джерихо! – завопила Эви вновь, хотя понимала, что это было бесполезно. Она швырнула клеймо в стену, и оно со звоном упало на пол.

– Ничего страшного. Я могу освятить твою плоть, когда ты уже умрешь.

Эви схватилась рукой за грудь, будто это могло помешать Зверю и его посвященным вырвать ее сердце. Почувствовав холодок своей монетки-подвески, она испуганно схватилась за нее, как за последнюю соломинку.