Дэйв Эггерс - Сфера

И тут около прежнего своего корпуса она увидела Энни. Они давным-давно не общались нормально, но сейчас лицо Энни обещало свет и счастье.

– Эй! – сказала она, катапультировавшись навстречу Мэй и заключив ее в объятия.

Глаза у Мэй внезапно увлажнились; она вытерла слезы, как дура, ликуя и теряясь. На миг все ее противоречивые раздумья про Энни совершенно вымыло из головы.

– Ты как? Нормально? – спросила она.

– О да. Еще бы. Столько хорошего случилось, – сказала Энни. – Слыхала о «Прошедшем совершенном»?

По голосу ее Мэй уловила, что говорит Энни в основном с аудиторией, висящей у Мэй на шее. И подыграла:

– Ну, ты мне уже излагала суть. Что новенького в «Прошедшем совершенном», Энни?

Мэй глядела на Энни, изображала интерес, но мыслями была далеко: а Энни тоже послала ей грустный смайлик? Может, просто хотела чуточку с небес на землю ее спустить? И какие результаты получила бы в «Демокше» Энни? У нее бы вышло больше 97 процентов? А еще у кого-нибудь?

– Ох батюшки, Мэй, столько всего. Как ты знаешь, работа над «Прошедшим совершенным» велась много лет. Этот проект – великая, так сказать, любовь Эймона Бейли. Он подумал так: что, если мы используем ресурсы всего веба, и всей «Сферы», и миллиардов пользователей, дабы заполнить пробелы в личной и мировой истории?

Мэй видела, что подруга старается изо всех сил, и сама тоже старалась отвечать с сопоставимым радужным энтузиазмом. А куда деваться?

– Ничего себе, это потрясающе. В последний раз, когда мы говорили, вы искали первопроходца – первого, чью генеалогию изучат и опишут. Нашли кого-нибудь?

– Да, Мэй, нашли, хорошо, что ты спросила. Его нашли, и это я.

– А, понятно. То есть пока не выбрали?

– Нет, правда, – сказала Энни, понизив голос, и внезапно стала больше походить на настоящую Энни. А потом вновь просияла и взлетела на октаву: – Это я!

Мэй наловчилась выдерживать паузу перед тем, как заговорить, – прозрачность научила ее взвешивать каждое слово, – и потому теперь не сказала: «А я думала, возьмут нуба, у которого опыта с гулькин нос. Или хотя бы шустрого карьериста, который хочет повысить себе ИнтеГра или подлизаться к Волхвам. Тебе-то зачем?» Но успела сообразить, что Энни в ее нынешнем положении нужна – ну, или Энни так кажется – подпитка, импульс. И потому она сама выдвинула свою кандидатуру.

– Ты выдвинула свою кандидатуру?

– Да. Да, – сказала Энни, глядя на Мэй, но сквозь Мэй. – Чем больше подробностей я узнавала, тем сильнее хотела стать первой. Как ты знаешь, но, вероятно, не знают твои зрители, мои предки прибыли сюда на «Мэйфлауэре», – тут она закатила глаза, – и хотя в истории нашей семьи случались взлеты, я все-таки очень многого не знаю.

Мэй лишилась дара речи. Видимо, Энни снесло крышу.

– И все за? И твои родители?

– Они в восторге. Я думаю, они всегда гордились нашим наследием, и возможность поделиться им с людьми, а заодно выяснить кое-что об истории страны – короче, им это по душе. Кстати о родителях, как твои?

Боже мой, как это странно, подумала Мэй. Это какой-то очень многослойный пирог, но пока мозги подсчитывают слои, картографируют их и нарекают, лицу и языку надлежит продолжать беседу.

– Нормально, – сказала Мэй, хотя знала сама и Энни тоже знала, что они не проявлялись уже несколько недель. Через родственника передали, что здоровы – это хорошо, – но уехали из дома, в кратком сообщении пояснили это лишь одним словом, «сбегаем», и велели Мэй ни о чем не волноваться.

Мэй закруглила разговор с Энни и медленно, как в тумане, зашагала обратно по кампусу, понимая, что Энни довольна: она внятно изложила свою весть, подавила Мэй, совершенно сбила Мэй с толку, и для этого ей хватило лишь краткой беседы. Энни назначили ключевой фигурой в «Прошедшем совершенном», а Мэй ни слова не сказали, и сейчас Мэй выглядела идиоткой. Энни явно того и добивалась. И почему Энни? Нелогично обращаться к Энни, когда проще было взять Мэй – Мэй ведь уже прозрачна.

Мэй понимала, что Энни попросилась сама. Вымолила проект у Волхвов. Это оказалось возможно, поскольку Энни к ним близка. То есть Мэй не так близка, как ей чудилось; у Энни по-прежнему особый статус. И снова происхождение Энни, ее фора, ее многообразные древние преимущества отодвигали Мэй на второй план. Всегда вторая, как младшая сестренка, право слово, у которой никогда и не было шансов превзойти старшую сестру – навеки старшую. Мэй пыталась овладеть собой, но на запястье текли сообщения, из которых ясно следовало, что ее расстройство, ее бешенство от зрителей не укрылось.