– Ты отослал мое письмо? – спросила Джойс.
– Марти бросил его в почтовый ящик сегодня утром.
– Значит, его так зовут – Марти?
Найджел едва не откусил себе язык. Впрочем, какое значение это имело теперь? Девушка поинтересовалась:
– Может, скажешь мне и свое имя?
Найджел назвал свое настоящее имя. Джойс подумала, что оно красивое, но не собиралась высказывать это вслух. У нее было смутное ощущение, что какая-то часть ее останется незатронутой, если она продолжит разговаривать с Найджелом с холодным безразличием – несмотря на то, что ей придется с ним спать. Виски согрел и успокоил ее. Она никогда не пробовала его прежде. Стивен говорил, что женский напиток – это джин, и один или два раза она пила с ним джин с тоником в «Гербе Чилдона», но вот виски – никогда. Найджел сидел так, что пистолет был наполовину скрыт его телом. Однако оружие лежало с другой стороны, не между ними. Джойс спокойно вытерпела поцелуй Найджела и заставила себя ответить на этот поцелуй.
– Можно уже и поесть, – заметил Найджел, но взял с собой пистолет и за стол.
Вино добавило приятного головокружения, которое постепенно брало верх над его комплексами. Ему нравилась застенчивость Джойс и ее уродство. Это означало, что она не поймет, справляется ли он хорошо или плохо. Она ела молча, не отодвигаясь, когда он под столом прижимался ногой к ее колену. Но, боже, какой же она была уродливой! Единственным красивым в ней были волосы. Ресницы у нее были белесые – неудивительно, чтобы она настаивала, чтобы ей купили тушь, – а кожа бледной и грубой, черты лица – расплывчатыми. В футболке Марти и пуловере тело ее казалось бесформенным.
Он начал рассказывать ей о том, что делал в прошлом – как учился в университете и мог бы получить диплом, но бросил все это, потому что общество прогнило, прогнило до сердцевины, и ему не нужно ничего из этого, совсем не нужно. Поэтому он уехал и стал жить в коммуне с другими молодыми людьми, разделяющими его идеалы. Там они жили на вегетарианской диете и сами пекли хлеб, а женщины ткали одежду и лепили посуду. Это была свободная в сексуальных отношениях коммуна, и там у него было целых две девушки: совсем молоденькая, по имени Саманта, и постарше – Сара.
– Тогда зачем вы ограбили банк? – спросила Джойс.
Найджел заявил, что это был жест неповиновения этому прогнившему обществу и что они намереваются на эти деньги основать в Шотландии общину последователей Раджниша [42].
– А что это такое изначально?
– Это моя религия. Замечательная восточная религия без правил. Ты можешь делать все, что хочешь.
– Судя по всему, тебе очень подходит, – заметила Джойс, однако в голосе ее не звучало осуждения. Когда она поднялась, чтобы поставить тарелки на сушилку рядом с бутылками из-под виски, Найджел провел ладонью по ее бедру, и девушка не отстранилась. Затем она села рядом с ним, и они допили вино. На улице было уже темно, если не брать во внимание желтый свет фонарей. Найджел задернул занавески, и когда Джойс вернулась с кухни, крепко обнял ее и начал целовать, жадно и неистово, взасос, заставляя девушку откинуть голову назад.
Она почти ничего не чувствовала – только горячую тяжесть тела Найджела, прижимавшегося к ее телу; это означало, что все вот-вот случится. Однако Джойс не ощущала паники или отчаяния благодаря выпитым вину и виски; не было у нее и желания разбить окно и закричать, когда впервые за все время своего пребывания здесь она осталась одна, свободная в передвижении. Найджел вышел в туалет, прихватив с собой пистолет. Джойс улеглась на матрас и разделась, прикрывшись простыней. Третья записка все еще оставалась спрятана в ее лифчике. Девушка засунула ее поглубже в одну из чашечек и бросила лифчик на пол, а поверх него – свой пуловер. Найджел вернулся и запер дверь только на один замок – автоматический, потом выключил свет. Несколько секунд он стоял, изумленный тем, что уличные фонари так ярко озаряют комнату сквозь тонкие занавески, – как будто не замечал этого в течение многих ночей. Потом он снял одежду и откинул одеяло и простыню, которыми укрылась Джойс.
Она чуть отвернула голову, и на свету хорошо была видна щека, наполовину прикрытая светлыми волосами. Найджел в изумлении смотрел на Джойс – он не знал прежде, что настоящая женщина может так выглядеть. Ее тело было безупречно, полные груди – гладкие и округлые, словно чаши, выдутые из стекла, талия – стройная, подобная тонкому стеблю, на руках и ногах не выступали ни косточки, ни сухожилия – видна была лишь неправдоподобная гладкость обильной плоти и шелковистой белой кожи. Желтый свет ложился на это тело, словно тонкая позолота, сияя охряными бликами на выпуклых округлостях и оставляя в неглубоких впадинах желтовато-коричневые тени. Джойс была похожа на одну из обнаженных красоток в журналах Марти, только еще прекраснее. Найджел никогда не думал об этих красотках как о настоящих женщинах, а лишь как о средствах порнографического мастерства, подкрепленного искусной позой и хитрыми настройками фотокамеры. И сейчас он смотрел на Джойс с изумлением и потрясением, с болезненно-робким благоговением, в то время как она лежала, великолепная и недвижная, с закрытыми глазами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу