Чарли Роксборо - Шерлок Холмс и дело о шахматной доске (сборник)

Холмс кивнул.

– Тогда входите.

Сыщик без колебаний зашел внутрь, закрыл за собой дверь и последовал за Энни в убого обставленную комнатушку. Девушка указала ему на деревянный стул, а сама устроилась на лежавшем на полу тюфяке.

– Судя по всему, вы живете здесь не одна? – спросил Холмс.

– Да, с сестрой. Она только что ушла на работу и, скорее всего, вернется только утром.

– Вы признаете, мисс Шьюри, что это вы производили ночные шумы и устраивали беспорядок?

Несчастная кивнула:

– Да. Все начиналось как шутка, баловство от нечего делать. Мы с одной подругой поспорили: она утверждала, что у меня ничего не получится, но у меня получилось, и даже этот полоумный полицейский не смог меня изловить.

– Вашей изобретательностью можно лишь восхищаться. Однако мне не понятно, почему вы не признались в розыгрыше полиции, когда был убит мистер Вулбридж.

Она смутилась:

– Почему вы продолжаете говорить, будто его убили? Это ведь был несчастный случай, разве нет? Так мне сказали. Должно быть, это моя вина. Если бы я все это не затеяла, ничего бы и не случилось.

– Возможно, однако с тех пор у меня появились новые сведения. Я попрошу вас рассказать все, что вам известно о событиях той ночи.

Энни задумалась, отчаянно ломая руки.

– Не могу, – промолвила она наконец. – Он убьет меня, если узнает.

– Кто? Кого вы боитесь, Энни? Уверяю вас, что вы в полной безопасности!

Девушка рассмеялась, но в ее голосе ясно слышалась дрожь.

– Ха! Неужели, мистер? А я в этом совсем не уверена. Он уже велел мне держать язык за зубами, а не то будет худо. Вам лучше уйти, мистер, я не могу открыть вам всего, вот так. Мне нечего сказать. Я ничего не знаю. – Она встала с тюфяка, подошла к Холмсу и стала упрашивать, чтобы он вставал и уходил.

– Почему вы не хотите назвать мне имени этого человека? – допытывался сыщик. – В моих силах сделать так, что его арестуют и он не сможет не только причинить вам вред, но даже и разыскать вас. Полиция позаботится о вашей безопасности.

– Ха! Полиция! Они еще хуже его. Идите же! Убирайтесь, или я позову на помощь!

Сочтя, что на сегодня громких сцен уже довольно, Холмс встал, направился к двери, открыл ее, однако на пороге остановился, лишая девушку возможности закрыть дверь. Резко обернувшись и не давая ей опомниться, он проговорил:

– Настоятельно советую вам сообщить мне, кого вы защищаете. Если вы решите и дальше хранить молчание, у меня не останется выбора, кроме как заявить в полицию. Вас арестуют за умышленное убийство мистера Джорджа Вулбриджа, проживавшего в доме Тернеров на Хериот-Роу в Эдинбурге…

– Но я не…

– Тогда совершите благородный поступок и откройте мне имя этого…

– Он велел мне никому не говорить. Не думаю, что он хотел причинить ему вред, он очень любил его… любил как сына…

Холмс расслабился и одарил служанку самой очаровательной улыбкой, какую только мог изобразить:

– Вы имеете в виду мистера Тернера. Это он убедил вас продолжать ночные бесчинства?

Энни разрыдалась, закрыв лицо руками и размазывая грязь по щекам:

– Он сказал… ежели я кому-нибудь разболтаю, то окажусь на улице…

Холмс вышел на лестничную площадку и надел шляпу, сурово бросив на прощание:

– Вы уже оказались на улице. – Потом он смягчился: – Я постараюсь объяснить ситуацию миссис Тернер и попрошу дать вам рекомендацию, чтобы вы могли найти себе место. Но пока что я попрошу вас о том же, что и ваш хозяин: никому не рассказывайте о нашей встрече.

Девушка уныло кивнула, по-прежнему пребывая в угнетенном и растерянном состоянии, и закрыла за посетителем дверь. Холмс спустился и вышел на улицу. «Мистера Тернера я, пожалуй, оставлю на завтра, – размышлял он, натягивая перчатки. – А пока поеду домой, узнаю, как провел сегодняшний день мой друг». И он зашагал к центру города. Тем временем с площадки этажом выше спустился некто, не замеченный обычно бдительным сыщиком, прокрался по лестнице и встал перед дверью Энни.

В четверг утром ритуал принятия пищи представлял собой весьма занимательное зрелище – столь напряженная атмосфера царила на завтраке. Не то чтобы между присутствующими возникло отчуждение, однако каждый явно был поглощен собственными размышлениями.

Уотсон все еще пребывал в состоянии некоторого замешательства, вызванного волнением, какое породили в нем вчерашние воспоминания об Афганистане. Прошло уже много месяцев с тех пор, как он вернулся, но лишь вчера, во время лекции, он пережил то, что можно было описать как эмоциональное воскрешение чувств и воспоминаний о том периоде. Патрик был свидетелем его замешательства, хотя и не мог до конца понимать, что творилось в душе у кузена. Однако его самого по преимуществу заботил вопрос о том, согласится ли Джон занять предложенный пост. Уотсону было невдомек, что вопрос о его назначении уладился отнюдь не сразу. Патрику стоило немалых усилий добиться этого, и теперь колебания кузена заставляли его нервничать. Судя по всему, наименее тревожные мысли занимали Холмса. Напротив, он наслаждался неожиданно свалившимся на него расследованием, которое скрасило его пребывание в Эдинбурге. Говорят, путешествия расширяют кругозор, но для неугомонного гения дедукции они по большей части являлись лишь возможностью раскрыть то или иное дело.